Дороги на Ларедо

Они даже не переправились через Пекос. Мария оттягивала этот момент в надежде на потепление. Голова ее была занята только тем, как спасти женщин, которых она почти не знала. Сейчас для нее важнее всего было довести их до железной дороги. Она вытащила их из города, где им нельзя было оставаться, и теперь чувствовала, что должна заставить их найти в себе силы, чтобы продолжать двигаться, несмотря на сильный холод. Самой ей часто приходилось в трудные времена призывать на помощь всю свою волю к жизни. Когда техасцы изображали, что вешают ее, она пыталась избавиться от этой воли, чтобы легче было умереть. Так она хотела обмануть своих мучителей. И потом, когда они унижали ее, ей тоже хотелось избавиться от желания жить. Тогда ей казалось, что лучше умереть. И когда разочаровывалась в своих мужьях, в каждом по очереди — кроме Бенито, в котором она никогда не разочаровывалась, — по ночам ей иногда хотелось перестать дышать, чтобы не видать утром того, кто неделю за неделей и год за годом приводил ее в отчаяние.

Как раз в такие времена. Билли Уильямс оказывался ей настоящим другом. Он увлекал ее в кантину и заставлял пить, пока у нее не возникало желание пуститься в пляс, или заставлял плясать, пока не возникало желание выпить. Каким-то образом Билли удавалось заставить ее смеяться. Мужчинам редко удавалось заставить ее смеяться. С женщинами Мария смеялась, с детьми — тоже, а вот с мужчинами это было редкостью. Смеялась она только с Билли Уильямсом.

Недостаток веселья в своей жизни Мария относила на счет мужчин. По складу своего характера она могла быть счастливой женщиной, если бы этому не мешали мужчины. Она винила себя в том, что позволяет им вмешиваться в свою жизнь, но без этого ее жизнь была бы пустой или, по крайней мере, в ней чего-то недоставало. Пожелав мужчину однажды, она хотела, чтобы он был рядом всю жизнь. Ей нравилось получать удовольствие самой и доставлять его другим. Но, когда она доставляла мужчинам это удовольствие, они сначала нуждались в нем, а затем словно испытывали досаду из-за того, что она становилась им необходима. Когда такое происходило, жизнь превращалась в пытку. Мария не понимала, почему мужчины испытывают обиду на тех женщин, которые доставляют им больше всего удовольствия. Это совершенно глупо с их стороны обижаться на все то доброе, что исходит от женщин. Но тем не менее они обижаются.

Вспоминая Билли Уильямса и все те случаи, когда он заставлял ее смеяться, Мария забывала о холоде и не замечала ледяной корки на ветках мескита, которые ломала, чтобы поддерживать огонь. Она разложила три костра и следила, чтобы они не погасли. Женщины слишком обессилели и замерзли, чтобы помогать ей в этом. Она посадила их внутри маленького треугольника, образованного кострами. Но холод был такой, что даже три костра не могли согреть их. Было слишком холодно, а женщины были слишком уставшими и поникшими. Мария знала, что должна сделать еще что-то, иначе они отчаются и начнут умирать.

Она вспомнила о тех вещах, о которых говорила с женщинами из своей деревни, когда они все вместе стирали белье или стряпали, готовясь к какому-нибудь празднику. В такие моменты у них развязывались языки, и разговор заходил о разных сторонах любви. Ни об одной из женщин, сгрудившихся между кострами, нельзя было сказать, что она испытала это чувство в последнее время. Мужчины, наверное, пользовались ими, особенно молодыми, но то было другое. Они, возможно, не смогут вспомнить, когда же любовь приносила им радость, но Мария решила заставить их попытаться. Рассвет наступит не скоро, а ночь коротать им придется лишь с тремя маленькими кострами, трепещущими на ветру. Должно быть что-то еще, что согреет их. Может быть, она сумеет заставить женщин разговориться о том, что они пережили. Может быть, воспоминания о временах, когда жизнь приносила им радость, вызовут у них стремление пережить эту морозную ночь.

— Расскажи мне о своем первом мужчине, — сказала Мария, обращаясь к Беле.

— Что? — переспросила Бела, решив, что ослышалась.

— Хотелось бы услышать о твоем первом мужчине, — сказала Мария и посмотрела на Чери. — И о твоем тоже. Мой первый был вакеро. Он приехал в город верхом на лошади, и, когда спрыгнул с нее и пошел в кантину, его шпоры звенели, как колокольчики. Услышав этот звон, я поняла, что хочу быть его женщиной.

— О Господи, — вырвалось у Чери.

Мария подождала. Мариета с Габриелой не обратили на нее никакого внимания. Они даже не слышали слов Марии. Но у самой старой из женщин — худощавой старухи по имени Мэгги — мелькнула искра интереса. Это была та самая Мэгги, за которой Марии приходилось несколько раз возвращаться. Однажды Мария обнаружила ее стоящей на коленях под небольшим кустом. Она жалась к нему, словно надеясь найти защиту or пронизывающего ветра.

И все же она отошла немного и взглянула на Марию с любопытством.

— Ну и как, ты заполучила своего вакеро? — спросила Мэгги.