Дорогой бессмертия

Между Громовым и говорившим немцем дистанция сокращалась. Их разделяли всего несколько шагов. Громов четко расслышал, как офицер спросил, все ли понял жандарм. Тот уже вытянул вперед руку и застыл в приветствии. Громов выхватил пистолет и трижды выстрелил. Два раза в грудь Людвига, а третий – в живот жандарма. Несколькими прыжками Громов перескочил улицу и оказался в темном переулке, тут он пересек двор, выбрался на противоположную сторону и устремился к центральной улице.

Паника у ресторана поднялась невообразимая. Немцы узнали о происшествии спустя две минуты. Многие выбежали с пистолетами в руках. Поднялась беспорядочная стрельба. Переулок и улица огласились окриками, кто-то попытался командовать, но ничего из этого не получилось.

Подбежал второй патруль, вскоре подъехала машина с гестаповцами. Но Громов и его попутчики уже были далеко.

Паша примчалась к Наташе Косяченко, горячо и долго говорила о происшедшем.

– О, я себе представляю, как обозлены немцы! А какой был Громов!..

Паша призналась Косяченко, что минуты ожидания были для нее очень томительными. А когда прозвучал выстрел, из груди вырвалось: «Все!» Сверлила только мысль: уйдет ли?

Рассказывая, Савельева нервно перебирала руками платочек. Лицо у нее горело, а грудь часто подымалась. От пережитого зрачки расширились. Подруга поняла – только сейчас у отважной комсомолки происходит разрядка нервов.

– Успокойся, Паша,- тихо подбодрила Наташа взволнованную подругу. Я понимаю, все это нелегко, риск большой, но какое дело вы сделали!

Наташа возбужденно продекламировала: …Бунтарский жар В нас не ослаб!

12. ФЛАГ НАД ГОРОДОМ

В двух километрах от восточной окраины Луцка, по проселочной дороге медленно ехала подвода. На ней восседал пожилой рыжий немец и время от времени понукал лоснящегося жеребца.

– Но, красавец, домой! Но!

Гохшистер уже много лет пребывает на интендантской службе, зарекомендовал себя исполнительным, дисциплинированным солдатом. Начальство относилось к нему с доверием, часто поощряло, ставило в пример другим. И если видели, что Гохшистер везет какой-нибудь груз, его не проверяли, тех, кто ехал с ним вместе, не задерживали.

Это обстоятельство как нельзя лучше пригодилось в то раннее утро, когда на перекрестке Гохшистера встретили трое путников.

– Гутен таг! – громко приветствовал один из них – белокурый парень с вещевым мешком за плечом.

– Гутен таг, – искоса поглядел немец.

– С операции идем, красных бандитов били, может, подвезете нас в город? Устали…

Возница придержал лошадей.

– Кто такие?

– Полицейские.

– Луцкие?

– Да.

– Садитесь!

Алексей Абалмасов неплохо знал немецкий язык и всю дорогу безумолку болтал с рыжим.

– Слава богу,- угодничал он,- немецкая армия благополучно закрепилась на новых рубежах. Думается, теперь уже прочно.

– Скоро о солдатах фюрера заговорит весь мир, – заносчиво произнес немец.

– Дай бог!

На улице Шевченко трое полицейских поблагодарили немца за услугу и дальше пошли пешком. А вечером они явились на квартиру к Савельевой. Абалмасов ей объяснил, что прибыли в Луцк по специальному заданию. Вместе с подпольщиками им предстоит выполнить серьезное поручение.

– А для этого нужно временно устроиться на работу. Это будет трудно?

– Раз нужно, попробуем. – Паша задумалась. – Документы у вас надежные, но работу найти сейчас нелегко.

В устройстве партизан приняла участие и Анна Остаток. Она работала уборщицей в гебитскомиссариате. Беседуя с Пашей, она вспомнила, что туда недавно требовались дровосеки.

– Пойдемте, попроситесь, авось повезет, – вызвалась Анна проводить партизан к гебитскомиссариату.

Все устроилось быстро. После недолгого опроса в канцелярии их временно приняли на работу дровосеками. В тот же день они пилили дрова.

Прошла неделя. Вместе с партизанами работал ранее принятый сюда мужчина, в потертом пиджаке и замасленной фуражке. Лицо у него было землистого цвета, щеки и лоб изъедены оспой. Незнакомец назвался Василием Сорокиным.

– Издалека? – поинтересовался однажды Абалмасов.

– Из Вятки.

– Ого, откуда тебя задуло! – пошутил Абалмасов. Немного погодя он другим тоном спросил: – А чем ты там занимался? Тоже дровосеком был?

– Кабы не война, может, был бы на другой работе, – уклонился от прямого ответа Сорокин.

– А здесь давно?

– Первый год, я из пленных.

В последующие дни партизаны присматривались к Сорокину, но ничего определенного не могли о нем сказать. А сегодня Алексей его спросил:

– Надоело тебе здесь, дружище?

– Да и тебе, я вижу, не меньше, – огрызнулся рябой. Абалмасов нахлобучил фуражку на лоб и настойчиво повторил вопрос.

– Э!.. Да что там! – раздался неопределенный ответ.. «Видно, очень осмотрительный человек», – пришли к выводу партизаны.

Хлынул нежданный летний дождь. Дровосеки забрались в сарай, скрутили козьи ножки, и голубой дымок поплыл вверх. Сорокин загасил папиросу, затянул потуже ремень на рубашке и направился к выходу.

– Куда же под дождь, приятель? – пытались задержать коллеги. – Смотри, льет как из ведра.

– Я не из глины, а дождь не дубина.

Когда Сорокин ушел, Абалмасов сказал:

– Оно и к лучшему. Обсудим наши дела.