Дорогой чести

Под вечер 14 августа семеновцы миновали деревню Гизгюбель. За этот день прошли двадцать верст, перевалили через хребет, и люди едва передвигали ноги. Полк тянулся под непрерывным дождем, давно пропитавшим шинели, легшим парной сыростью на спины, натруженные ранцами. Ждали приказа стать на ночлег и варить пищу.

Узкая каменистая дорога шла лесом. Нередко мохнатые ветви сосен нависали над фланговыми солдатами, цеплялись за штыки. А одна темная лапа задела за кивер ехавшего перед ротой Непейцына и щедро окропила руки и лицо холодной водой.

— Да, господин полковник, тут не то, что в гостиной красавице аккомпанировать, — сказал рядом веселый молодой голос, и поручик Чичерин, взявшись за стремянной ремень, пошел рядом. По его короткой бурке сбегала вода, ноги чуть не до колен облепила грязь.

— Отчего не сядете на коня? — спросил Непейцын.

— Во-первых, я устал не больше их, — кивнул Чичерин на солдат. — А во-вторых, конь мой и человек с повозочкой на подъеме отстали. Но я пришел попросить у вас сухого табаку. От огорчения, что нас всё берегут, закурил, кажись, по-настоящему…

— Да, не велика честь этак в гвардии служить, — поддакнул плетущийся рядом Якушкин. — Для парадов нас, видно, назначили. Измайловцы и финляндцы хоть под Бородином дрались, а мы награды получаем, в резерве стоя. Неужто и под Дрезденом то же будет?

— Одна надежда на Вандама, — сказал Чичерин, набивая трубку.

— А что?..

— Да проезжал давеча адъютант и сказывал, будто от пленных дознались, что генерал Вандам с четырьмя дивизиями послан дороги через горы перерезать на случай отступления нашей главной армии. Будто нонче с утра он наш слабый заслон где-то впереди теснит. И за успех ему маршальский жезл обещан.

— То-то я будто пушки слышу, — сказал Краснокутский. — До Дрездена еще верст двадцать, а где-то недалече палят…

— Значит, Вандам жезл добывает, — беззаботно заключил Чичерин и отстал, чтобы примкнуть к своей роте.

Уже в темноте дивизия присоединилась к войскам 2-го корпуса близ городка Пирна и утром выстроилась во второй боевой линии. Но 15 августа, против ожидания, Вандам не начинал дела. Зато с севера, от Дрездена, отчетливо доносилась мощная канонада. В сумерках разрешили развести костры. Дождь моросил не переставая, и они плохо горели. Сварить что-нибудь было невозможно. Солдаты жевали сухари и дремали, сморенные усталостью.

На рассвете Непейцына разбудил Федор:

— Сергей Васильевич, к генералу требуют. Роты без барабана в ружье становятся…

В палатке Потемкина собрались штаб-офицеры полка.

— Господа! — сказал Яков Алексеевич. — Я только что от графа Остермана-Толстого. Наша армия отходит от Дрездена обратно в Богемию по самой верхней дороге. Ежели допустить Вандама, который вот-вот также о сем узнает, занять Теплиц, то он встретит огнем и штыками наших, спускающихся с гор и утомленных двухдневным сражением и ночным переходом, в то время как Наполеон будет теснить их с тыла. Генерал Остерман решился пробиться к Теплицу и не допускать туда Вандама, чем обеспечится спокойное движение нашей армии. — Потемкин сделал короткую паузу. — Первый и второй батальоны идут с генералом Остерманом. Третий — в арьергарде генерала Ермолова. Прошу отправляться к местам и пояснить обер-офицерам задачу. Выступаем через полчаса…

Первые семь-восемь верст шли без заминки.

Первые семь-восемь верст шли без заминки. Слева, у Кричвица и Гросс-Котты, грохотали пушки — полки второго корпуса и арьергард Ермолова отбивали французов от большой дороги. Впереди снова встали по обеим сторонам пути огромные сосны.

— Неужто французы тут нас не встретят, когда в лесном дефиле стиснуты окажемся? — сказал Краснокутский.

И как бы отвечая ему, впереди раскатились ружейные залпы. Шедший головным Преображенский полк с криком «ура» рванулся вперед. Семеновцы беглым шагом устремились следом.

Сергей Васильевич мельком увидел вчерашние нависшие ветви, постройки Гизгюбеля, убитых и раненых на дороге. Пробежав еще с версту, остановились. Вперед проскакал с несколькими офицерами Остерман-Толстой. Стройно ответили ему преображенцы.

Оглядывая роты, назад проехал командир батальона полковник Ефимович. Придержал коня и сказал:

— Сейчас, Сергей Васильевич, мы преображенцев сменим!

И верно, когда двинулись, Преображенский полк, подавшись на край дороги, уступил семеновцам место во главе колонны.

Возвращаясь, Ефимович опять задержал коня около Непейцына.

— За нами все двадцать орудий гвардейской пешей артиллерии. Кишкой, по одному тянутся, — сказал он. — Отобьют их — сраму не оберемся. Я Броглио послал с двумя ротами по горам лесом идти, а нам с вами тут, если что, лечь придется.

Распоряжение Ефимовича оказалось правильным: стрелки князя Броглио, ведя бой в лесу, слева от дороги, не допускали французов помешать нашему движению. Только один раз, опять в лесной теснине, впереди показались синие мундиры.

— Ребята! Покажем, что не хуже преображенцев! — закричал Ефимович. — За мной! Ура!

— Ура! — кричал и Сергей Васильевич, дав шпору Голубю.