Дорогой длинною

– Рот закрой, морэ, ворона влетит. - усмехнулся кто-то за его спиной.

Вздрогнув, Илья обернулся, увидел Митро, смутился:

– Да я, морэ, это… вот… Как ты дочь-то одел? Раньше вроде не было такого.

– Я одел? Сама захотела! Насмотрелась на Илонкину родню, каждый год ведь наезжают табунами! Да, по чести сказать, я беды не вижу. Раньше этих болгар и знать никто не знал, а сейчас их полным-полно стало, как весна – стадами вокруг Москвы гуртуются! Господа в ихние таборы наезжают, на баб любуются, а потом в ресторане к нам с глупостями пристают: почему у вас цыганки не по-цыгански одеты? Объяснять я им, что ли, буду? Поговорили с Яковом Васильичем, решили - если господам так нравится, пусть девки по-котлярски одеваются, хоть для пляски. И, знаешь, та-а-ак хорошо пошло!

Певицы-то по-старому, в платьях, сидят, а плясуньи все в юбки с оборками позалезали и монет на себя понавешали. Господа довольны, сил нет: настоящих цыганок им предоставили… Илья недоверчиво покачал головой, хотя в душе вынужден был признать, что выглядит котлярский наряд лучше некуда - по крайней мере, на Маргитке.

А через минуту в дверь щебечущей стайкой влетели дочери Стешки от десяти до шестнадцати лет - все в таких же юбках и кофтах, с монетками в волосах.

За ними солидно протиснулась сама Стешка, утирающая пот со лба.

– Эй, чяялэ

, поспокойнее, мать совсем загнали! Здорово, Илья. Ну - вздрогнем сегодня, едешь с нами?

– Да уж, сестрица, тряхнем стариной, - в тон ей ответил Илья.

– Э-э… Смотри, чтоб не отвалилась старина-то!

Цыгане заржали. Илья тоже улыбнулся, подумав о том, что Стешку Дмитриеву не изменили ни замужество, ни дети - как была язва сибирская, так и осталась.

– Господи… - вдруг тихо ахнул рядом с ним Митро. Илья поднял голову и увидел спускающихся сверху жену и дочь.

Настя шла впереди, одной рукой придерживая подол платья, а другой держа за локоть Дашку. Чёрный блестящий атлас делал её стройнее и выше, накинутая через плечо шаль была сколота бирюзовой брошью, и в этом наряде Настя казалась моложе на десять лет. Волосы её были уложены в тяжёлый, отливающий воронёной синевой узел, чёрные глаза блестели по-молодому живо, на губах играла уверенная улыбка. Илья невольно встал с дивана и, стоя, как и все, с открытым ртом, отчётливо понял: вот теперь его Настя на своём месте. Дашка шла за ней, осторожно придерживаясь за перила, стараясь не наступить на подол белого платья, выгодно оттенявшего её смуглое строгое лицо.

– Ну, пхэнори… - только и сказал Митро, делая шаг к лестнице. А больше ничего сказать он не успел, потому что хлопнула дверь с улицы, и в залу влетел запыхавшийся, размахивающий гитарой Кузьма.

– Что, собрались уже? Слава богу, поспел! - На его физиономии была широкая улыбка, сощуренные глаза весело блестели, и о том, что Илья видел утром, напоминал лишь изжелта-чёрный синяк под левым глазом. Вспомнив о том, как утром Кузьма и Митро вдвоём ушли из дома, Илья подивился:

слово, что ли, петушиное знает Арапо? Как ему удалось всего за день привести этого хитрованца в божеский вид?

– Ой, Кузьма, это ты? - тихо спросила Настя.

Кузьма поднял глаза, охнул, смешался, шагнул было за спину Митро. Но Настя слетела с лестницы вихрем, как девчонка, пронеслась через всю залу и кинулась Кузьме на шею:

– Дэвлалэ! Морэ! Как же я тебя не видела давно! Дэвла, вот радость-то, а я вчера все глаза проглядела - где Кузьма, где мой дорогой? Ну, как ты, чяворо?

Да что ж ты отворачиваешься, глупый, я тебе что - не тётка?!

Тётка, как же, подумал Илья, глядя на смущённую физиономию Кузьмы.

Её сестра двоюродная за его отцом замужем, вот и всё родство… Но Настю такие мелочи не занимали. Она смеялась, целовала Кузьму, не давала ему отвернуться (тот явно старался спрятать синяк), и в конце концов Кузьма рассмеялся сам:

– Будет, сестрица, дыру процелуешь.

– Да как же тебе не стыдно? Я тебя столько лет не видела! Не узнать, право слово, не узнать! Я тебя мальчишкой помню, а тут - смотрите, саво мурш баро^[112]!

Кузьма покраснел, невесело усмехнулся. Поискал взглядом Митро.

– Трофимыч, я еду?

– Да куда тебе… - неуверенно сказал Митро. - На пятак-то под глазом посмотри.

С лица Кузьмы пропала улыбка. Настя, забыв снять руки с его плеч, тревожно повернулась к брату:

– Митро, да бог с ним, с пятаком! Из второго ряда не увидят!

Митро колебался. Но в это время, на ходу оправляя тёмно-синий казакин, из кухни быстрым шагом вышел Яков Васильевич. Цыгане при виде его притихли.

– Сиди дома, - сказал он, едва взглянув на Кузьму.

Кузьма растерянно посмотрел на Митро. Тот пожал плечами, отвернулся.

Спорить было бесполезно, это знали все.

– Отец, - вдруг сказала Настя. - Можем минуту подождать?

– Чего ждать?

– Стеша, пойдём со мной! Кузьма, живо! - Она схватила за руку Кузьму, махнула Стешке и устремилась на кухню.