Дорогой длинною

В кабинете горели свечи, стол под камчатной скатертью был уставлен бутылками, бокалами, закуской. Сначала Илье показалось, что кабинет полон людей. Но при пересчёте оказалось всего трое, четвёртой была дама Толчанинова. Когда цыгане вошли, господа поднялись из-за стола. К великому изумлению Ильи, в руках одного из них появилась гитара. Зазвенели струны, и господа запели перед смеющимися цыганами:

Как цветок душистый аромат разносит,

Так бокал налитый Настю выпить просит!

Выпьем мы за Настю, Настю дорогую,

Свет ещё не создал красавицу такую!

Пели, на взгляд Ильи, из рук вон плохо, фальшивя на все лады и перевирая мотив цыганской величальной песни. Спасала положение лишь барыня, уверенно ведущая первый голос высоким сопрано. И голос этот показался Илье страшно знакомым. В памяти тут же всплыли строки романса "Ночи безумные, ночи бессонные…", и против воли вырвалось:

– Зинка?!.

Илья сказал это тихо, но барыня тут же взглянула на него, улыбнулась, сверкнув зубами из-под вуали, резким движением откинула вуаль, - и глазам поражённого Ильи предстала постаревшая, но без единой седой нити в волосах Зина Хрустальная.

Песня кончилась, Зина первая кинулась к хору, обняла Настю, и кабинет наполнился радостными возгласами:

– Настька! Настенька! Боже мой, как ты? Господи, сколько лет!.. Ох, какая ты стала! Чёрная, вся чёрная, как… как… как муж твой! Право! Да как ты сумела только, скажи?!

– Зиночка… Тебя и не узнать! Графиня уже?

– Да, слава богу. Мне и ни к чему было, а вот детям…

– А где граф? Жив он?

– Скачет, родимый, поспешает. Скоро будет.

Понемногу Илья узнал и остальных. Весьма упитанный черноволосый господин с красным лицом в коричневой паре оказался поручиком Строгановым, которого Илья помнил тоненьким мальчиком в гусарской форме. В сутулом человеке с лысиной во всю голову и в невообразимом, серобуро-малинового цвета сюртуке он едва распознал музыканта Майданова, которому Настя пела оперные арии. Это были старые друзья цыганского дома.

– Каков сюрприз, Настя? - Строганов, пыхтя, пробился сквозь окруживших Настю цыган. - Это, между прочим, моя затея! Может, несколько нескладно, но зато с большой душой! Зинаида Алексеевна, правда, попервоначалу была в ужасе…

– Нет-нет, бесподобно получилось, Никита Сергеевич, шарман! - великодушно сказала Настя, протягивая Строганову обе руки для поцелуя. - Вам не стыдно и у отца в хоре петь, только, верно, несолидно. Вы не генерал теперь?

– Како-о-е… - отмахнулся Строганов короткой рукой. - Майор в отставке к вашим услугам.

– Женаты?

– Есть такой грех. Три дочери на выданье, а вот - бросил всё и примчался, чтобы тебя увидеть.

– А вы, Алексей Романыч? - Настя обернулась к Майданову, стоящему рядом и подслеповато помаргивающему за стёклами очков. - Помните, как мы со Стешей для вас дуэт Татьяны и Ольги пели?

– Такое не забудешь! - слегка заикаясь, сказал Майданов. - Верите ли, сколько потом слушал певиц - и классических, и народных, - так, знаете ли, ни одна даже отдалённо вас не напоминала. Почему, ну почему вы меня не послушали, Настасья Яковлевна?

– В чём не послушала? - смеясь, спросила Настя. - В том, что в оперу не пошла? Только мне там и место, цыганке! Всяк сверчок знай свой шесток, тогда и плакать не придётся.

Толчанинов тем временем вполголоса разговаривал с Яковом Васильевым.

Илья прислушался.

– Яков Васильич, я помню прекрасно, что это не полагается, но не разрешишь ли сегодня Насте посидеть с нами? Вот здесь, за столом? Она ведь наша гостья, из-за неё мы здесь, и Ваня Воронин будет с минуты на минуту…

– Что ж вы у меня спрашиваете, Владимир Антонович? У ней хозяин есть.

Если он позволит - пусть садится.

– Илья? Он здесь? - Толчанинов быстро обернулся к хору. - Чёрт возьми, как это я не узнал сразу! Здорово, Илья, ты и не переменился ничуть, всё такой же дьявол!

– Где уж нам в дьяволы, Владимир Антонович, - без улыбки отозвался Илья. - Это только вашему благородию впору.

– Но как же ты посмел?! - вознегодовал Толчанинов. - Как ты мог увезти от нас Настю?! Ты же, фараонов сын, сам не представляешь, чего лишил Москву!

– Я её на верёвке не тянул, сама решила.

– М-да-а… - вздохнул Толчанинов. - Может, разрешишь ей хотя бы посидеть с нами?

– Не держу, - пожал плечами Илья.

Настя, улыбнувшись мужу, прошла к столу и села рядом с Зиной Хрустальной. Господа расположились рядом. Строганов налил Насте вина, и та, поблагодарив кивком, едва пригубила мерцающую красной искрой жидкость.

Хор негромко затянул "Матушку-голубушку".