Дорогой длинною

– Ну, Илья… Совсем ты ничего не понимаешь? Разве должна красивая цыганка одна домой идти? Я ведь красивая, Илья? Красивая? Как моя мама?

Посмотри на меня!

Маргитка ускорила шаг, зашла впереди него, резко повернулась. Теперь солнце било ей в лицо. В насмешливое смуглое лицо с сощуренными зелёными глазами, с неласковой улыбкой. Смеясь, Маргитка просунула между зубами розовый, острый кончик языка, и это окончательно вывело Илью из себя.

– Мать твоя сроду такой шлюхой не была! - резко сказал он и, не оборачиваясь, быстро пошёл вниз по Панкратьевскому переулку.

Маргитка смотрела ему вслед, закусив губы. В уголках её глаз дрожали слёзы.

*****

Домой Илья вернулся в сумерках и, едва свернув на Живодёрку, понял:

во дворе Большого дома что-то происходит. Казалось, там собралась вся улица: старая ветла была облеплена мальчишками, народ сидел на заборах и крышах, у калитки стояла целая толпа. Илье едва удалось протолкаться к дому.

Подойдя, он услышал восхищённые крики:

– Давай-давай, работай!

– Живей, курчавая!

– Уже двадцать минут есть!

– Что такое? - недоумённо спросил Илья у Митро, который стоял у забора.

– Где Кузьма? - мрачно поинтересовался тот вместо ответа.

Илья смущённо развёл руками:

– Убёг. Чуть только отворотился…

– Так и знал. Да ладно, ты ни при чём. Он у меня-то сбегал тыщу раз.

Теперь раньше Петрова дня не дождёмся. Тьфу, вот проклятье на мою жизнь!

– Что там случилось-то? - снова кивнул Илья на двор.

Митро неожиданно усмехнулся:

– А… Протолкайся, взгляни. Девки перепляс устроили. Моя Маргитка уже двадцать минут без перерыва выкомыривает.

– Двадцать?! - поразился Илья, хорошо знавший, что такое пляска даже в течение пяти минут.

– Даже больше уже. А спор был - на полчаса. И, кажется, ещё не повторилась ни разу.

Илья присвистнул и с удвоенной силой раздвинул локтями толпу.

Двор был полон цыган. У крыльца стайкой сбились молодые парни и девчонки, на ступеньках сидели те, кто постарше. На столе под огромной старой вишней дымился самовар, и вокруг него сидели цыганки с кружками чая. Среди них Илья увидел и Настю. Посреди двора лежала огромная деревянная крышка от бочки, и на этой крышке растрёпанная, тяжело дышащая, но всё-таки улыбающаяся Маргитка отплясывала "венгерку".

Увидев Илью, она улыбнулась ещё шире, блеснув зубами, - как ни в чём не бывало. На ней было то же малиновое ситцевое платье, косы почти расплелись, прыгая по спине и груди, и чёрные курчавые волосы вставали над головой плясуньи буйным нимбом. Серьги-полумесяцы метались из стороны в сторону, каблучки выбивали мерный, чёткий ритм "венгерки". Чуть поодаль стояли девчонки-танцовщицы, переговариваясь восхищённо и завистливо. Аккомпанировал Маргитке Яшка, который едва касался гитарных струн, лишь задавая ритм. Рядом с ним на крыльце сидела Дашка. Илья ещё не успел подойти, а дочь уже подняла голову и протянула руку:

– Отец?

Он сел рядом.

– Что это у вас делается?

Дашка рассказала. Началось всё с того, что "лютая врагиня" Маргитки Катька Трофимова похвасталась, что на крестинах у цыган из Марьиной рощи плясала десять минут без перерыва. Маргитка тут же заявила, что десять минут - это сущая ерунда и она сама берётся проплясать, не останавливаясь и не повторяясь, полчаса. Тут же кликнули Яшку с гитарой, притащили из-за дома крышку от бочки, позвали свидетелей, чтобы всё было честно, - и перепляс начался. Попробовать свои силы захотели и другие плясуньи, но через пять-семь минут все до одной, включая Катьку, сошли с круга. Осталась Маргитка, которая плясала как заведённая и даже не думала останавливаться.

Уже весь Большой дом высыпал во двор, уже старые цыганки отвлеклись от чаепития, уже цыгане помоложе охрипли от восторженных воплей, уже Катька разревелась от досады, а Маргитка всё плясала и плясала.

– И ни разу не повторилась, - улыбаясь, закончила Дашка. - Я слушала, у неё все чечётки новые.

"Трак!" - вдруг раздался треск. Маргитка охнула, качнулась. Её лицо стало озадаченным.

– Всё! - торжествующе выпалила Катька, нагнувшись и хватая отлетевший в сторону каблук Маргитки. Яшка опустил гитару.

– Играй, чёрт!!! - завопила Маргитка. Продолжая приплясывать, сбросила туфлю, на ходу расстегнула и скинула вторую - и пошла выбивать по гулко гудящей крышке босиком. - Ещё! Ещё! Ещё!

Молодые цыгане заорали от восторга. Илья вполголоса спросил у подошедшего Митро:

– Слушай, что это она сейчас пляшет? Это уже не "венгерка"…

– Это она у своей котлярской родни нахваталась. Ловко выделывает, да?

А я-то всю жизнь думал, что котляры плясать не умеют.

Илья промолчал. Потому что и сам так думал. Ему приходилось видеть таборные пляски болгар: это было похоже на обычное топтание на месте и рядом не могло стоять с плясками русских цыган, с городскими "полькой" и "венгеркой". А Маргитка… Откуда она только взяла эти переплетённые руки, это припадание согнутым локтем почти к земле, эти "подбивочки"?

Прав Митро, по-котлярски - а красиво.

Неизвестно, чем бы закончилась пляска на спор, если бы во втором этаже не распахнулось окно и оттуда не выглянул бы Яков Васильев.