Дорогой длинною

До утра Илья проходил по тёмному городу, избегая, однако, заходить в кабаки, понимая: на этот раз дело может закончиться недельным запоем. Рассвет застал его на белой каменистой дороге, ведущей в посёлок. Сияющая краюшка солнца только-только выглянула из-за горизонта, облив его розовым светом и озарив снизу длинные полосы облаков. Глядя на поднимающийся над морем красный диск, Илья вдруг вспомнил о Маргитке, о том, как ушёл вчера, оставив её, рыдающую, на дороге, о том, как она с воем волочилась за его сапогом по пыли, беременная… Вот, не дай бог, опять выкинет… Этого только не хватало! Тоскливо выругавшись, Илья прибавил шагу.

Его тревога сразу возросла, когда он увидел настежь распахнутые ворота и дверь в дом. На дворе было пусто, не слышно даже привычных детских воплей. "Спят, что ли, ещё?" - удивлённо подумал Илья. Из-под крыльца вылез щенок и, нарушив тишину, пронзительно затявкал. Илья пнул его сапогом и, не слушая обиженного поскуливания, взбежал по крыльцу.

На лавке у окна сидела Цинка - не по-детски сосредоточенная, насупленная, со следами высохших слёз на загорелой мордашке. К ней, как воробьи, жались мальчишки. Илья растерянно огляделся, не понимая, что могло так перепугать детей. И увидел: за столом, уронив кое-как повязанную платком голову на смятую скатерть, сидела Дашка. Сначала ему показалось, что дочь спит, но, едва услышав скрип половиц, она резко вздёрнула голову, и Илья увидел её мокрое от слёз лицо.

– Дадо? - хриплым, чужим голосом спросила она. - Дадо, ты?

Илья бросился к ней, схватил за плечи:

– Что случилось, маленькая?

– Дадо… - Дашка вновь расплакалась, повалившись головой на стол. - Дадо, я, клянусь, её не пускала… Но я не могла… Не могла я, боже мой!

Илья с силой встряхнул её:

– Да что стряслось? Где Маргитка?

– Дадо…

– Говори! Убью! Говори! - заорал он так, что дети, спрыгнув с лавки, стайкой кинулись за дверь. - Где Маргитка, где она?

– Дадо

, я не виновата… Она ушла… уехала…

Илья ожидал услышать всё, что угодно, но не это, и сначала почувствовал страшное облегчение: слава богу, жива, не выкинула… Лишь через минуту он медленно поднял руку к голове, потёр лоб, несколько раз моргнул. Тихо переспросил:

– Как? Что ты сказала?..

Дашка зарыдала в голос:

– Уехала! Говорю тебе, уехала!

– Да что ты городишь, дура безголовая! - рявкнул Илья, впервые в жизни обругав дочь. - Куда она, черти тебя возьми, делась?! Когда? С кем? Отвечай!!!

– Но-о-очью… - всхлипнула Дашка, - с Васькой Ставраки… Отец, ради бога, не кричи, что я могла сделать?

Илья отступил от стола, диким взглядом обвёл комнату. Всё здесь было попрежнему, всё на своих местах, и даже зелёная в жёлтых бубликах кофта Маргитки так же валялась на печи, свешиваясь вниз рукавом, и её шаль висела на гвозде у зеркала, и все ленты, все гребни были на месте…

– Ты что - врёшь мне?! - шёпотом спросил он.

– Нет, дадо! Умереть мне, я не вру! - сквозь слёзы побожилась Дашка. – Понимаешь, когда ты… когда ты ушёл, она как с ума сошла - по двору металась, плакала, кричала, чуть в колодец не кинулась. Яшка, спасибо, перехватил, унёс в дом. Я её водой отпаивала и вином… Слышу, вроде униматься стала понемногу, сидит, пьёт вино, молчит, плакать даже перестала… Я только вздохнула спокойно, а с улицы как закричат: "Эй, кто дома есть?" И что за чёрт Ваську принёс? Маргитка как вскочит, как кинется на двор к нему! Я только услышала, как она закричала: "Вези! Куда хочешь вези!" Я на крыльцо выбежала, а их уж и не слышно…

– Да… куда же вы смотрели?! - Илья стоял, вцепившись в низкую притолоку, чувствуя, что у него начинают стучать зубы, словно в лютый мороз. - Кто её отпустил, кто ей дал уехать?

– Я.

Илья оглянулся. На пороге, прислонившись к дверному косяку, стоял Яшка. Он был перемазан дёгтем, - видно, делал что-то в конюшне. Лицо его было в тени.

– Ты?.. - шагнув к нему, переспросил Илья.

Яшка отступил. Его татарские глаза сузились ещё больше. Илья шагнул ещё раз - и Яшка неловко, спиной вперёд, сошёл по крыльцу на двор.

Взглянув в его лицо, Илья увидел: парень ничуть не боится. А на двор вышел, чтобы не пугать Дашку. Что ж… Выходит, время настало.

– Я тебя убью, щенок, - по-прежнему тихо, почти спокойно сказал Илья, вытаскивая из-за голенища большой кнут. Яшка мрачно усмехнулся, и Илья ещё раз убедился: не боится.

– Сколько ей было маяться с тобой, Илья Григорьич? Сколько ты из неё жил вытянул? Я ведь помню ещё, какой она была!

– Женой моей она была!

– Цыгане об своих жён ног не вытирают.

– Не твоё дело, паршивец!

– Нет, моё! Я с ней мучился, я, а не ты, слышишь, собачий сын?! - потеряв вдруг самообладание, заорал Яшка. - Это я, а не ты, её из Москвы увозил – тяжёлую! Это передо мной она каждый день выла! Это я её из петли в Ахтырке еле вытащить успел! Это я не знал, что с ней делать, не мог её заставить вдовой назваться, не мог цыганам показать! Это мы с ней чуть с голода не сдохли, когда денег не было! А тебе плевать было! Ты её обрюхатил - и в сторону! Её - своего друга дочку! Какой ты цыган после этого?! Ты…