Ей бы мужа хорошего да детей. А вместо этого полюбила таборного цыгана, у которого в голове только лошади да Настька… Катьку Илья нашёл в лавке на Полянке. Выслушав Илью, она обрадовалась, заверила, что Лизавета Матвеевна "на седьмые небеса от радости вознесётся", и пообещала к ночи отпереть ворота. У Ильи немного отлегло от сердца. Он даже догадался забежать на Сухаревку и прикупить в лавке Симона-армянина золотое колечко с зелёным камешком. А то, в самом деле, что ж это - почти полгода лазит к бабе под одеяло и даже платочка ей не подарил. Не по-цыгански как-то. А теперь сам бог велел: не увидятся больше.
Илья не собирался говорить Лизе о своём отъезде из Москвы. Рассчитывал лишь быть с ней поласковее, чтобы та, вспоминая после о нём, не держала зла.
А он, перед тем как выйти за ворота, скажет обо всем Катьке. Пусть передаст сво-ей барыне. Бабе с бабой всегда легче договориться, да и ему спокойнее будет.
Варьке он не сказал, куда идёт: лишь, пряча глаза, предупредил, что вернётся ночью. Сестра только махнула рукой. До темноты Илья сидел в трактире на Ордынке, тянул вино, старался не очень пьянеть, но всё же не уследил за собой и сейчас, стоя под фонарём, чувствовал, что его отчаянно ведёт в сон. Не хватало только опозориться перед Лизкой напоследок. И где эта Катька проклятущая?
Катька оказалась легка на помине. Смазные ворота чуть слышно скрипнули, появилась рука.
– Сюда.
Илья скользнул в образовавшуюся щель. Прикрывая за собой створку ворот, он краем глаза успел заметить какое-то движение в конце тёмной улицы. Но Катька потянула его за рукав, и он тут же забыл об этом.
– Ни стыда ни совести у тебя, антихрист, нет… - привычно бурчала Катька, таща Илью за собой по тёмным коридорам. - Опять с пьяных глаз явился, вонища от тебя на весь дом, как будто не к благородной женщине идёшь, а к мамзельке какой… И так Лизавета Матвевна через тебя снова наплакамшись и валерьянки напимшись. Право слово, никакого…
– Стой! - вдруг сказал Илья, останавливаясь. - Слышишь?
– Чего? - Катька тоже замерла. - Где? У нас?
Со двора донеслись приглушённые звуки. Илья напряг слух и отчётливо различил разговор и скрип колёс.
– Это во дворе, - севшим голосом сказал он Катьке.
– Быть не может… - ахнула та. - Не ждали, ей-богу… Пойду гляну…
– Стой, дура! - прошипел Илья, впотьмах ловя её за руку. Вдвоём они вернулись к тёмной лестнице на первый этаж. Теперь звуки стали ещё явственней. Послышалось ржание лошадей, сонная ругань.
– Гос-по-ди-и… - простонала Катька. - Иван Архипыч с мужиками…
Боже мой, барыню упредить… - и, прежде чем Илья успел её остановить, метнулась по коридору в темноту.
Илья остался один. От страха взмокла рубаха на спине. Сохранить самообладание помогала лишь кромешная тьма вокруг: Илья понимал, что обнаружить его в таких потёмках будет непросто. Но не век же здесь будет темно.
Сейчас станут заносить мешки и вещи, запалят свечи, и куда он денется?
Чёрт же принёс Баташева… С самой Пасхи ждали, ждать устали, - а он, не предупредив, среди ночи явился. Надо выбираться отсюда. Вот только как?
Прижимаясь спиной к тёплым брёвнам стены и прислушиваясь к нарастающему снаружи шуму, Илья перебрал в мыслях все возможные способы.
Выбраться через "чёрную" дверь в сад и дёрнуть через забор, пусть и полуторасаженный, в переулки… Подняться к Лизке и из её окна сигануть опять же в сад… Взобраться по лестнице на чердак и отсидеться там, покуда не утихнет…
Но первый способ отпал сразу: пробравшись на ощупь к "чёрной" двери, Илья убедился, что она заперта. Вдобавок по галерее зашуршали старческие шаги, и Илья едва успел юркнуть под лестницу. Ни о чердаке, ни о Лизкиной спальне теперь уже нельзя было думать. Сжавшись в комок под скрипучими ступеньками, Илья увидел пробирающегося к двери Кузьмича.
– Ваше степенство, Иван Архипыч! - зашамкал он, поднимая свечу в дрожащей руке. - А уж мы не чаяли дождаться, кормилец! Слава богу, слава господу богу всемилостивому!
– Ладно, будет, Филька! - сурово сказал знакомый голос.
Илья увидел в пятне света массивную, взъерошенную фигуру Баташева.
Отстранив старого приказчика, он пошёл в дом, и лестница затряслась под его шагами. Едва сдерживая дрожь, Илья подумал о том, что бог всё-таки есть.
Приди он сегодня в Старомонетный хоть на пять минут раньше - накрыли бы его прямо у Лизки под одеялом.
Как выбираться из дома, Илья не знал. Двор был полон людей, а по их крикам, брани и тяжёлым ударам мешков о землю было ясно, что мужики разгружают подводы. Путь в сад отрезан. Оставался лишь один способ:
подождать, пока скроется луна, и в темноте перебежать через двор к воротам.
Авось не сообразят в суматохе, кто такой. А сообразят - не догонят.
Сердце бухало, как чугунная баба, когда Илья приоткрыл тяжёлую дверь.
Проклятая луна сияла во всю мочь. Её свет заливал широкий, перегороженный подводами двор, спины фыркающих лошадей, суетящихся мужиков. Сти-кивая зубы, Илья дождался небольшого облачка. И бесшумно выскользнул из-за двери, молясь: господи, пронеси…
Не пронесло. Через два шага его окликнули:
– Эй, парень, чего надо?