Досье Сарагоса

Развитие сети Николаи продолжается. Ойген Отт в Токио, Макс Рингельман, другой из его людей, — консул в Хайфе. Николаи считает, что наряду с японской картой в Азии, Берлин должен разыгрывать арабскую карту на Ближнем и Среднем Востоке. Потому он восстанавливает «культурную миссию» под руко-водством Бальдура фон Шираха, руководителя «Гитлерюгенда» («гитлеровской молодежи»), которая отправляется на место в 1937. В эту миссию Николаи, оче-видно, включил нескольких своих людей, на тот случай, если понадобится бе-седовать с сирийцами и иракцами не о вопросах культуры…

Наиболее масштабная и наиболее серьезная по своим последствиям интрига разворачивается все-таки в Берлине. Она началась в 1935 году с появлением в советском дипломатическом корпусе двух особых посланников Сталина, в гла-зах которого грядущие события в Испании должны были послужить великолеп-ными приманками, с фашизмом с одной стороны, и антифашизмом с другой.

Один из них по имени Евгений Александрович Гнедин прибыл как первый сек-ретарь посольства СССР, а вскоре после него приехал и некий Александр Эрдберг. Предполагалось, что они приехали, чтобы оживить германо-советское промышленное и торговое сотрудничество, испытывавшее значительный регресс на протяжении уже двух лет. В действительности Гнедин и Эрдберг должны были, при поддержке двух доверенных лиц Сталина в НКВД, прозондировать в немецкой столице шансы на сближение, вроде того, которое начали и осу-ществляли с 1919 по 1932 год Николаи и различные немецкие генералы. Сбли-жение, доходящее до геополитического соглашения. Но требовалась осторож-ность, так как даже после 1934 года в нацистской партии остаются кадры, кото-рые твердо верят в антисоветский и антикоммунистический крестовый поход.

Все следовало прозондировать и проверить мелкими шажками, и каждая сторо-на подавала знаки другой, стараясь не допустить каких-либо утечек.

В итоге, Гнедин и Эрдберг прибывают как раз в подходящий с психологической точки зрения момент, сразу после опубликованной 15 июля 1934 года в газете «Известия» статьи за подписью Карла Радека. В ней, среди прочего, говори-лось: «Нет никаких причин, почему немецкий фашизм и Советская Россия не могли бы идти нога в ногу. В конце концов, ведь фашистская Италия и Совет-ская Россия являются хорошими друзьями…»

(Карл Бернгардович Радек, один из ближайших помощников Ленина в ноябре 1917 года, исполнительный секретарь Коминтерна в 1919, исключен из компар-тии в 1927 году как активный сторонник Троцкого. Под постоянным наблюдени-ем с 1930 года, Радек, тем не менее, несколько раз выполнял щекотливые за-дания Сталина, что не помешало тому в 1936 году приказать арестовать и в 1937 году осудить Радека на десять лет тюрьмы, где тот и умер. Но его послед-нее задание к тому времени уже было выполнено. — прим. автора.)

В 1934 году советская печать не публикует что ни попадя. Николаи это знает. В особенности статью, подписанную Радеком, одним из его старых знакомых. Это сигнал, за которым следует, немного ранее прибытия в Берлин Гнедина и Эрдберга, командировка в Данциг во временной миссии двух бывших сотрудни-ков из числа тех, кто работал по поручению Николаи в СССР в то время, когда отношения между офицерами обеих стран еще были прекрасными. Оказывает-ся, что и Радек в то же самое время прибывает в Данциг, беседует с ними, что-бы увидеть, «можно ли восстановить и усилить прежнее сотрудничество». Прелюдия к действиям, которые несколькими неделями позже собираются пред-принять Гнедин и Эрдберг.

Если первый из них почти настоящий дипломат, то другой — ас советской раз-ведки. Он, кстати, станет гроссмейстером тайных германо-советских связей и останется им до самой своей внезапной смерти в 1961 году. В Берлине под-польщики «Красного оркестра» до 1941 года знают его под именем Карла Ка-уфмана. Для Москвы его агентурный псевдоним — Александров. В действитель-ности его зовут Александр Михайлович Коротков. В 1935 году ему тридцать лет, и в его активе уже около восьми лет секретной работы. Он прекрасно говорит на немецком языке.

Гейдрих и Мюллер тем более не могли не знать об этих встречах и переговорах, что они сами были впутаны в них. Единственная деталь, которой нам не доста-ет, состоит в том, чтобы знать, вошли ли они в игру только начиная с 1937, или еще с 1935 года.

После 1975 года несколько моих книг пытались разобраться с этим историче-ским моментом, но пришлось дождаться 1995 года и конференции, проведенной в Праге российским историком Борисом Анатольевичем Старковым, чтобы изучить документы, действительно подтверждавшие факт этих «зондирований», которые в октябре 1936 пришли к «положительным выводам»; и то, что они позднее приняли конкретную форму в виде проекта, неопровержимо составлен-ного в феврале 1937 года, который в окончательном виде и стал текстом крат-кого изложения германо-советского договора августа 1939 года.