Досье Сарагоса

В Бельгии и в Польше, где Треппер жил после своего освобождения из России, такое количество лжи «Большого шефа» в прессе вызвало удивление. Среди удивившихся был и Андре Муайен, один из подлинных героев бельгийского Со-противления, который после 1944 года имел дело с несколькими главными дей-ствующими лицами «Красного оркестра», а также один из трех руководителей бельгийской контрразведки, открывший для меня некоторые досье, собранные во время оккупации.

Если Москва еще с апреля 1943 года знала, почему же она тогда до начала 1945 года продолжала этот полностью фальшивый диалог, если не потому, что ее собеседники на самом деле информировали ее вместо того, чтобы дезинфор-мировать? Давайте, наконец, примем во внимание и то, что хотя Мюллер и Бор-ман обращались к ГРУ, в штат которого тогда входили Треппер и «Кент», но в действительности именно Абакумов занимался этой «Большой игрой». И, сам не зная того, именно Абакумов, начиная со свидетельства одного из наиболее важных перебежчиков, ушедших на Запад в 1960 году, даст нам один из ключей к загадке Гестапо-Мюллера.

ГЛАВА IX

9.1. Виктор Абакумов на линии

В конце весны 1943 года Карл Гиринг уже напал на след одного латышского эмигранта, когда по состоянию здоровья ему пришлось уступить свое место Хайнцу Паннвицу. Согласно его досье, этот латыш был бывшим генералом ин-тернациональных бригад в Испании, укрывшимся во Франции в 1938 году и осенью 1940 года предложившим свои услуги военному атташе советской ди-пломатической миссии при правительстве Петэна. Звали его Вольдемар Озолс. Он исчез в ноябре 1942 года, когда Вермахт захватил южную зону Франции.

Различные улики вывели расследование Гиринга, а затем Паннвица, на сеть, радиограммы которой иногда отправлялись в Лондон, а иногда в Москву. Панн-виц заставил «Кента» искать с ним контакт. «Кент», который видел, что петля Гестапо в любом случае затягивалась вокруг Озолса, попросил на это разреше-ние Центра, без ведома Паннвица. В таком случае «Кент» мог бы защитить Озолса, уверив Гестапо, что он, мол, его «перевербовал».

В этот момент, впрочем, Паннвиц, казалось, все больше и больше склонялся к идее сотрудничества с Москвой. После высадки американцев и англичан в Алжире и переноса военных действий в Италию разве не видел он, как говорил ему «Кент», что Германия проиграет войну? «Кент» уверял Паннвица, что смо-жет похлопотать за него перед своими начальниками, в то время как от запад-ных союзников такому важному деятелю Гестапо не стоило бы ждать никакой пощады. Маргарет Барча, любовница Кента, сумела со своей стороны завязать дружбу с любовницей Паннвица, чья бдительность все слабела.

Со своей стороны, Леопольд Треппер, который все более и более щедро прини-мал участие в радиоигре с Москвой, как в СССР, так и позже на Западе пред-ставил совершенно другую версию дела Озолса. Он безудержно осыпает «Кен-та» обвинениями и приравнивает его к «этому латышу», говоря, что «Кент» «поистине заслужил свои нашивки полноправного члена зондеркоманды».

Клевета, из которой Москва сделала официальный судебный приговор, но два-дцатью годами позже, в своих постановлениях о реабилитации «Кента», напро-тив, обвинила уже Треппера в измене. Но «Большой шеф» к тому времени уже умер.

Летом 1943 года через Озолса вышли на бывшего капитана французской армии Поля Лежандра, организатора сети «Митридат», чью просоветскую позицию уже очень давно оценили в Москве. Несмотря ни на что, после высадки союзников в Нормандии Лежандру пришлось удивиться тому, что требования Центра касают-ся больше состояния и передвижений англо-американских войск, нежели Вер-махта. «Кент» тогда ему пояснил, что сотрудничество между СССР и западными союзниками не было ни всеобъемлющим, ни доверительным, как это представ-лял себе француз, за исключением разве что некоторых особенных случаев.

В этот переломный момент войны у Озолса и Лежандра был их собственный шифр для связи с Москвой, доверие которой к ним было настолько большим, что радиограмма номер 47 от 9 сентября 1944 года требовала от них воспользо-ваться любыми возможностями для вербовки немецких офицеров, с которыми они имели или якобы имели контакты, в тот момент, когда атмосфера для этого будет благоприятной, «так как поражение Берлина неизбежно и неотвратимо».