А во 2-м томе «Мемуаров» Семёнов живописно рассказал и о сибирских своих встречах с писателем, в том числе и о том, как Достоевский останавливался-гостил у него перед свадьбой с М. Д. Исаевой
и сразу после неё: «В январе 1857 года я был обрадован приездом ко мне Ф. М. Достоевского. Списавшись заранее с той, которая окончательно решилась соединить навсегда свою судьбу с его судьбой, он ехал в Кузнецк с тем, чтобы устроить там свою свадьбу до наступления Великого поста. Достоевский пробыл у меня недели две в необходимых приготовлениях к своей свадьбе. По нескольку часов в день мы проводили в интересных разговорах и в чтении, глава за главой, его в то время ещё не оконченных “Записок из Мёртвого дома”, дополняемых устными рассказами. <…> Я был счастлив тем, что мне первому привелось путём живого слова ободрить его своим глубоким убеждением, что в “Записках из Мёртвого дома” он уже имеет такой капитал, который обеспечит его от тяжкой нужды, а что всё остальное придёт очень скоро само собой. Оживлённый надеждой на лучшее будущее, Достоевский поехал в Кузнецк и через неделю возвратился ко мне с молодой женой и пасынком в самом лучшем настроении духа и, прогостив у меня еще две недели, уехал в Семипалатинск…» [Д. в восп., т. 1, с. 297–311]В письмах тех лет (А. Е. Врангелю, Ч. Ч. Валиханову
) Достоевский неизменно очень тепло отзывался о Семёнове, называл его превосходным человеком. Встречались они и позже: к примеру, 18 августа 1871 г. Достоевский был у Семёнова с хлопотами по трудоустройству пасынка П. А. Исаева.Семипалатинск
Город (с 1782 г.) на р. Иртыш в Восточной Сибири (ныне — Казахстан), в котором Достоевский жил после Омского
острога и служил в 7-м Сибирском линейном батальоне со 2 марта 1854 г. по 2 июля 1859 г. сначала рядовым, затем унтер-офицером и прапорщиком. В Семипалатинске ссыльный писатель дружил-общался с А. Е. Врангелем, Ч. Ч. Валихановым, здесь познакомился со своей первой женой М. Д. Исаевой, здесь жил семейным домом после женитьбы на ней, здесь же написал первые свои послекаторжные повести «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково и его обитатели», начальные страницы «Записок из Мёртвого дома».«Портрет» Семипалатинска той поры оставил в своих «Воспоминаниях о Ф. М. Достоевском в Сибири» Врангель: «Семипалатинск лежит на правом высоком берегу Иртыша, широкой рыбной реки, тогда ещё не видавшей не только пароходов, но и барок-то на ней не бывало. Город получил своё название от семи палат, развалины которых ещё существовали в XVIII столетии и изображены в описании путешествий ученого натуралиста Палласа. <…> В моё время Семипалатинск, как я уже сказал выше, был полугород, полудеревня. Все постройки были деревянные, бревенчатые, очень немногие обшиты досками. Жителей было пять-шесть тысяч человек вместе с гарнизоном и азиатами, кокандскими, бухарскими, ташкентскими и казанскими купцами. Полуоседлые киргизы жили на левом берегу, большею частью в юртах, хотя у некоторых богачей были и домишки, но только для зимовки. Их насчитывали там до трёх тысяч…»
И далее Врангель подробно описывал «рай», в котором жил-обитал автор «Бедных людей»
после каторги: одна православная церковь (и одновременно — единственное каменное здание), семь мечетей, одна уездная школа, одна аптека, один галантерейный магазин, о книжном же «и говорить нечего — некому было читать». Газеты получали человек 10–15 во всём городе, внимание местных обывателей мало занимала даже Крымская война, поскольку они «интересовались только картами, попойками, сплетнями и своими торговыми делами». В Семипалатинске мощёных улиц не было и ходить приходилось по щиколотку в песке. Во время бурь и ураганов, нередких в Сибири, тучи песка поднимались в воздух, так что «рай» доподлинно превращался в ад.Достоевскому вскоре разрешено было — в виде исключения — перебраться из солдатской казармы на квартиру. Врангель свидетельствовал: «Хата Достоевского находилась в самом безотрадном месте. Кругом пустырь, сыпучий песок, ни куста, ни дерева. Изба была бревенчатая, древняя, скривившаяся на один бок, без фундамента, вросшая в землю, и без единого окна наружу. <…> У Достоевского была одна комната, довольно большая, но чрезвычайно низкая; в ней царствовал всегда полумрак. <…> Вся комната была закопчена и так темна, что вечером с сальною свечою — стеариновые тогда были большою роскошью, а освещения керосином ещё не существовало — я еле-еле мог читать. Как при таком освещении Фёдор Михайлович писал ночи напролет, решительно не понимаю. Была ещё приятная особенность его жилья: тараканы стаями бегали по столу, стенам и кровати, а летом особенно блохи не давали покоя…» [Д. в восп.
, т. 1, с. 347–350]