Достоевский. Энциклопедия

После женитьбы быт писателя, конечно, стал получше, но всё равно об этом городе у него остались самые мрачные воспоминания, он стал своеобразным отрицательным мерилом: вырвавшись из него, он восклицает (в письме к Врангелю от 22 сентября 1859 г.), что Тверь для него ещё «хуже» и «гаже» Семипалатинска.

Сенявина Александра Васильевна

(урожд. д’Оггер,? — 1862)

Дочь нидерландского посла барона Вильгельма д’Оггера, жена товарища министра внутренних дел, сенатора, тайного советника И. Г. Сенявина, петербургская великосветская красавица. В начале 1846 г. прославившийся автор «Бедных людей» был представлен её на вечере в доме графа В. Ю. Виельгорского и от волнения упал к её ногам в обморок. Язвительные вчерашние «друзья» И. С. Тургенев, Н. А. Некрасов и, предположительно,

И. И. Панаев, сочиняя вскоре пасквильную «сатиру» на новоявленного «гения» под названием «Послание Белинского к Достоевскому», не преминули упомянуть и о том, как «милый пыщ»:

«Пал чухонскою звездойИ моргнул курносым носомПеред русой красотой…» (см. Некрасов Н. А.)

Серов Александр Николаевич

(1820–1871)

Музыкальный критик, композитор, автор опер «Юдифь», «Рогнеда», «Вражья сила». В начале 1860-х гг. входил в кружок, сформировавшийся вокруг редакции «Времени», публиковал статьи о музыке в «Эпохе». Достоевский, в свою очередь, посещал музыкальные вечера в доме Серова, был знаком с его женой Серовой (урожд. Бергман) Валентиной Семёновной (1846–1924) — первой русской женщиной-композитором. По воспоминаниям Н. Н. Фон-Фохта, писатель «из русских композиторов очень любил произведения Глинки и Серова, в особенности оперу последнего “Рогнеда”» [Д. в восп., т. 2, с. 55]. Известно 3 письма Серова к Достоевскому 1864–1865 гг.

Симонов Леонид Николаевич

Петербургский врач, в лечебнице которого Достоевский в 1875 г. лечил лёгкие методом сжатого воздуха (под колоколом). О знакомстве с Достоевским во время этого лечения оставила воспоминания Л. В. Головина. Имя Симонова встречается в переписке писателя с женой.

Симонова-Хохрякова Людмила Христофоровна

(урожд. Ребиндер, в первом браке Симонова, во втором — Хохрякова, 1838–1906)

Общественная деятельница, педагог, писательница, автор многочисленных романов и повестей о судьбах русской женщины, опубликованных в журналах «Дело», «Русское богатство» и др. С Достоевским она познакомилась в 1876 г., несколько раз навещала его, удостаивалась продолжительных бесед. Воспоминания об этих встречах-разговорах с писателем она обобщила в очерке «Из воспоминаний о Фёдоре Михайловиче Достоевском», опубликованном в трёх номерах «Церковно-общественного вестника» в феврале 1881 г.

В этих мемуарных набросках есть и портрет Достоевского: «…он страшно изменился. Казался бледным и истомлённым. Говорил совсем шёпотом, задыхался более прежнего и сильнее кашлял. И по лицу видно было, что он близок к концу — и совсем плох. Мне даже вдруг пришла мысль, что он не доживёт до зимы…» И следом Симонова-Хохрякова тонко подмечает некое мазохистское сладострастие, с каким автор «Записок из подполья» относился к этому вопросу. На её резонный совет — хотя бы переменить квартиру на более удобную, Достоевский впал в истеричное раздражение и закричал: «— А я не хочу <…> не хочу и не хочу <…>. Пусть борьба…» И проницательная женщина домысливает-резюмирует: «Я поняла, что, идя таким путём, он мучает себя, издевается над собой и наблюдает, насколько у него хватит сил, хотя при этом и сознаёт, что вследствие непосильной борьбы наступит конец…» Немало в очерке и любопытных подробностей о работе писателя над «Дневником писателя», над очень волнующей его в то время темой самоубийства:

«— Откуда вы взяли этот “Приговор” <…>? — спросила я его.

— Это моё, я сам написал <…>.

— Да вы сами-то атеист?

— Я деист, я философский деист! — ответил он и сам спросил меня: — а что?

— Да ваш “Приговор” так написан, что я думала, что всё вами изложенное вы пережили сами.

Я стала говорить о том ужасном впечатлении, которое может производить “Приговор” на читателя. Я сказала ему, что иной человек если и не помышлял о самоубийстве, то, прочтя “Приговор”, дойдёт до этой идеи; что читатель, сознав необходимость уничтожения или разрушения, может шагнуть ещё дальше и прийти к убеждению не только покончить с собою, но и порешить с другими, близкими ему, дорогими людьми и что он не будет в этом виноват, так как в смерти близких желал только их счастья.

— Боже, я совсем не предполагал такого исхода, — сказал он, вскочив с места.

Он начал быстро ходить по комнате, почти бегать, волновался до того, что дошёл до какого-то исступления, и то ударял себя в грудь, то хватался за волосы.