Достояние павших

– Не нашла, – эхом отозвалась Алаин и скривилась в гримасе ненависти. – Но найду еще. Здесь ли, не здесь, наши дороги все одно не разойдутся. Но ты еще можешь и сам его поискать. Я даже готова пожелать тебе удачи.

– Но почему ты бросаешь поиски? – уставился на Алаин Дойтен.

– Так нужно…

Она закрыла глаза, как будто пыталась подобрать слова.

– Может, милосердие проснулось в тебе? – предположил Дойтен. – Пожалела зверя и решила прекратить охоту?

– Он не зверь, – с ненавистью прошептала Алаин, открывая глаза. – Ты и понятия не имеешь, что такое зверь. Он даже не блоха в шкуре зверя. Он блоха на той блохе. Он маленькая пакость… Которая может стать большой пакостью. Он даже не человек, потому что то, что он человек – это мелочь, он – это средство, повод, причина, оружие! Выбирай, не ошибешься.

– Нож? – предположил Дойтен.

– А ты непрост, – холодно засмеялась Алаин. – Что ж, давай поиграем. Скорее клинок. Или яд. Или отравленный клинок.

– Ну и что тогда? – не понял Дойтен. – Гори оно все пламенем? Может, стоило убрать отравленный клинок в ножны? Или хочется и неможется? Что ж тебя, красавица, так выламывает? Неужто личные счеты имеются к этому мерзавцу?

– Не без этого, – оскалилась улыбкой Алаин. – Да, у меня к нему свой счет, но не только у меня, а к чужому я прикасаться не приучена. Пока время не придет. Да и опасное это дело, приятель. Когда идет большая охота, маленьким охотникам лучше оставаться в стороне. Большего не скажу, но умному человеку и меньшего хватило бы. Бояться надо. Бояться – не стыдно. Не боятся мертвые.

– Кого именно? – спросил Дойтен. – Кого мне боятся?

– И метнувшего, и летящего, – прошептала она. – Обоих. И всех присных.

– А кто это? – сдвинул брови Дойтен. – Ты не забывай, я из деревни. Яснее выражайся.

– Ты, выходит, боишься, – понял Клокс.

– Нет, – спокойно ответила Алаин. – Я могу бояться только саму себя. Того, что с собой не справлюсь. Снесу, к примеру, твою глупую башку с плеч, а зачем мне это? Хотя рука зудит. Страшное это дело, зуд, судья. А его я не боюсь. Просто этот клинок выкован не под мою руку и не для моей битвы. Битва еще не произошла… Время еще не пришло. Придет, я его сломаю, но сначала он должен пронзить…

– Ты лишнее говоришь, Алаин, – вдруг глухо произнес Мадр. – Лишнее!

– Это ты, Мадр? – лицо Алаин побледнело. – Или же… ты? Магии же нет в Дрохайте. Это ты?

– И бездонный омут выплеснется через край и обмелеет, если слишком большой утес обрушится в него, – произнес Мадр с закрытыми глазами и не своим голосом. – Пусть даже и ненадолго. Пусть даже и не обмелеет, слишком глубока пучина, а схватится тонкой коркой льда. Или пленкой засохшей крови. Она уже рвется под моим весом, но я все еще держусь на ней. Или ты не сделала этого сегодня ночью?

– Там было не так уж много крови, – прошептала Алаин.

– А если кто-то ее добавил? – ухмыльнулся Мадр совсем не так, как обычно ухмылялся Мадр.

– Но я не почувствовала… – разомкнула губы Алаин.

– Никто не почувствовал, – ответил Мадр. – Почти никто. Но это важнее всего. Важнее твоей обиды, важнее твоего дела, важнее Тиса. Забудь о нем, утоли свою жажду как-нибудь иначе. Перетерпи. Уезжай.

– Почему ты говоришь ей о Тисе? – посмотрел на Мадра Дойтен. – Ты накоротке с Алаин? И что, все-таки, значит – «готов ко всему»?

– Я тебе не Мадр, – выдохнул как будто из последних сил защитник, не открывая глаз. – Прикуси язык, деревенщина!

– Что-то я запутался, – пробормотал Клокс. – А ты, Мадр, явно переутомился. Странное ты дознание вела, Алаин. Клинок, мальчишка, предупреждала, нож. Что за бред?

– Нож Дайреда, – ошеломленно оторвал взгляд от преобразившегося Мадра Дойтен и добавил, заметив гримасу ненависти, снова наползающую на лицо Алаин. – Тогхай. Угольный поселок. Деревня Лиственница на краю Лиственной топи. Тис! Все сходится… в Дрохайте.

– Сестричка! – прошептал Клокс.

– Уезжай! – прошипел Мадр и обрушился на вымороженный камень тряпичной куклой.

– Прощайте, – проговорила Алаин, обнажая меч и заставляя лошадь пятится прочь с площади. – Молитесь, чтобы наши дороги не пересеклись впредь. Я ухожу.

– Стой! – зарычал Тусус, хватаясь за висевший на поясе рог.

– Гирек! – рявкнула Алаин, но в руках ее спутника уже сверкнул стальной самострел, и короткая стрела пронзила и рог, и руку, и бедро Тусуса. В следующее мгновение Алаин ухватила за шкирку побелевшего Рана, перекинула его за спину, словно он ничего не весил, и обнажив меч, пришпорила лошадь. Ее крохотный отряд помчался к воротам. Гул копыт разнесся по Дрохайту.

– Проклятье! – простонал упавший Тусус и хрипло закричал. – Стой! Запереть ворота! Надо запереть ворота!

– Не услышат, – бросился к парню Клокс и тут же, едва успев преклонить колени, заорал срывающимся стариковским голосом. – Байрел! Срочно! Нужна помощь! Байрел!

– Ничего, – прохрипел Тусус. – Кость не задета, сосуды тоже. Рог жалко. И ребят… Ворота притворены, но не заперты, снесет. Охранников достаточно, но думаю, что они ее не удержат. Надо послать за Ийле. Больно!