Достояние павших

– Нет, – она задумалась. – Правда, таких людей мало и еще меньшее их число знает об этой лестнице. И уж тем более знающих о том, что они могут подняться. Из тех, кто сейчас в Дрохайте, на это способен только тот, на кого охотилась Алаин. Но он не знает об этой лестнице. Да и не полезет наверх, даже если бы знал. Он слишком мудр, несмотря на юность.

– Так он точно не Казур? – застыл Клокс.

– Казур – это моя великая боль, – медленно произнесла Ийле. – Не первая, но самая острая на сегодняшний день. Да, он тоже смог бы, но его уже нет. Я вижу многое из окон этой башни, но не все. Тот страшный обряд я не различила… Дрохайт скрыл его от меня, как он скрывает всякую магию. К тому же алтарь, на котором это было сделано, очень не прост. Но я должна была предвидеть это. Наверное, я слишком понадеялась на разум Алаин.

– На разум? – не понял Мадр.

– Совершая обряд, она потратила невосполнимое, – объяснила Ийле. – Использовала в качестве грузила драгоценный камень. Порвала тонкую бесценную ткань на тряпки. Да, она доказала, что над бездной можно натянуть хлипкие мостки, но ступить на них невозможно. Ведь даже тот, кто вселился в тебя, Мадр, тот, кто воспользовался торной дорогой, тот, кто обладает огромной силой, вовсе не обладая весом, не смог продержаться более нескольких секунд.

– Торной дорогой? – побледнел Мадр.

– Думаю, ты меня понял, – вздохнула Ийле. – Гар.

– Гар… – прошептал Клокс. – Я тоже там был. Но почему не я?

– Наверное, ты обещал что-то другое, – посмотрела на судью Ийле. – О чем ты молил врага, когда оказался в самом пекле?

– О смерти, – выдохнул Клокс.

– Ее ты и получишь в свое время, – кивнула она и посмотрела на Мадра. – А ты?

– Я был готов на всё, – закрыл он глаза. – Тогда я был готов на всё.

– Значит, ты выбрал службу, – пожала она плечами. – Но у меня для тебя есть и хорошая новость. Обещание, взятое под пытками, недействительно. Ты можешь отказаться.

– Как я мог отказаться тогда на площади, если я ничего не понял и ничего не помню?! – прошипел Мадр.

– Ты должен отказываться каждую секунду оставшейся жизни, – мягко проговорила она. – И тогда ничто не сломит тебя, даже если тебя распнут на зачарованной крышке высохшего колодца в заброшенном храме!

Мадр задрожал и спрятал лицо в ладонях. Клокс ухватился за рукоять меча и стиснул ее так, что пальцы захрустели у него на правой руке.

– Как он сумел убить себя? – спросил Дойтен. – Как Казур сумел убить себя? Ведь кровь Дилба еще не была пролита. Не было даже хлипких мостков. Я ведь правильно это понял?

– Он просто сделал шаг в сторону, – прикрыла глаза Ийле. – Отошел от края бездны. В тот миг, когда решил умереть. Ушел туда, где нет ничего. Ни Дрохайта, ни Арданы. Великие колдуны все на это способны. А вот сделать шаг в сторону, и вернуться оттуда, остаться жить, мало кто может даже из них. Думаю, почти никто. Возможно, это может тот, кого не нашла Алаин. Но вряд ли осознает это…

– А если бы Алаин распяла на крышке люка Рана? – спросил Клокс.

– Я была бы так же огорчена, – проговорила Ийле и добавила через секунду. – Но я не плакала бы.

– Послушай, – Клокс вдвинул меч в ножны, взглянул на поникшего Мадра, на Дойтена, что не сводил глаз с Ийле, снова посмотрел на хозяйку башни. – Я о многом хотел бы спросить тебя, даже зная, что ты не ответишь почти ни на один мой вопрос. О том, что это за колодец и почему именно там был проведен обряд. О слухах, которые живут в городе, что сам Дрохайт вроде могильника для каких-то опасных чудовищ, что все еще не вполне мертвы. О черных ступенях, что начинаются у дверей твоей башни и уходят под воду. Об этой охоте на мальчишку, в которой одни хищники противостоят другим, упуская жертву. О многом. Но прошу тебя, скажи мне главное. То, что я должен знать. Что есть главное?

– Дайред, – ответила Ийле.

– Нож Дайреда, – понял Клокс и покосился на Дойтена. – Да, мы это уже слышали. Он имеет собственную волю, которая вдруг пробудилась. Так ведь? Но что…

Клокс в недоумении развел руками, как будто не находя нужного слова.

Ийле покачала головой и стала смотреть куда-то сквозь Клокса, и сквозь каменную стену за его спиной, куда-то туда, куда уж точно не мог дотянуться ничей другой взгляд, но Дойтен обернулся и тоже посмотрел на стену. «Запад, – определил он про себя. – Она смотрит на запад. Но это ничего не значит. Она смотрит на то, что мы увидеть не можем. На то, что мы почувствовать не можем. Даже если она разжует это и положит нам в рот».

– Храни и сохранишься на сохраненном, – вдруг произнесла Ийле, а потом нашла взглядом Дойтена и ответила как будто сама себе. – Сохраняю и сохраняюсь.

– Не понял, – после долгой паузы произнес Клокс.

– Просто слова… – прошептала Ийле. – Знаете, почему я сейчас говорю с вами? На вас на всех лежит печать смерти. Не обязательно вашей, может быть, кого-то, кто важен для вас. И это не обязательно случится скоро. Возможно, речь идет об обычной смерти, которой никто не избежит. Но…

– Но? – переспросил Клокс.