Достопочтенный школяр

Дальние прогулки вошли у него в привычку. Сейчас, когда Смайли снова был полон энергии, он мог не заметив обойти если не весь Лондон, то уж половину-то наверняка Теперь, когда он хорошо изучил все улицы и переулки вокруг, он мог выбрать один из двух десятков знакомых маршрутов от площади Кембридж-серкус, никогда не повторяясь. Сделав первые шаги и задав направление, он отдавался на волю случая и инстинкта и шел, не думая о дороге, в то время как его ум полностью сосредотачивался на том, чтобы разобраться в своих самых сокровенных душевных движениях. Но сегодня вечером у прогулки была особая цель, она заставляла его направлять шаги на юго-восток, и Смайли не сопротивлялся этому желанию. Воздух был влажным и холодным, вокруг висела густая пелена пронизывающего до костей тумана. В такие дни кажется, что уже никогда больше не увидишь солнца. Он шел, погрузившись в свой собственный мир, который был заполнен не людьми, а образами. И непроницаемая белая стена тумана, словно еще одна преграда, отгораживающая его от остального мира, оставляла его наедине с его мыслями. У дверей какого-то дома шептались двое убийц в кожаных пальто; темноволосый мальчик, сердито сжимавший в руках футляр со скрипкой, стоял в кругу света под уличным фонарем. У входа в театр толпились люди, и неоновые огни, горевшие над навесом театрального подъезда, бросали на них огненный отблеск – туман клубился вокруг них, словно дым.

Еще никогда Смайли не приходилось вступать в сражение, зная так мало и ожидая от его исхода так много. Он чувствовал, как его неудержимо тянет начать как можно скорее, и в то же время у него было ощущение, что за каждым его шагом следят. Даже уставая и на минуту отступая назад, он пытался проанализировать логику того, что собирается предпринять. Она не давалась, ускользала. Смайли оглядывался назад – и видел страшную пропасть, в которую низвергнется все в случае поражения. Он всматривался вперед – и сквозь запотевшие очки видел в тумане призывно манящие миражи, сулящие исполнение всех надежд. Подслеповато щурясь, он оглядывался вокруг себя – и понимал, что если останется на месте, не пойдет вперед, то ничто не сдвинется с мертвой точки. Он снова шел вперед, но твердой уверенности в правильности того, что он делает, не было. Не помогало и то, что он снова и снова анализировал шаги, приведшие его к этой точке: русская «золотая жила», явные следы личной армии Карлы и скрупулезность, с которой Хейдон, не жалея усилий, пытался уничтожить все напоминания о них. Но помимо внешних причин Смайли ощущал в себе существование темной побудительной силы, гораздо более неопределенной, которую его рациональное начало по-прежнему отказывалось признавать. Он называл это одним словом – Карла. И действительно, где-то глубоко внутри в нем продолжала тлеть и жечь душу ненависть к человеку, для которого главной целью было разрушить все, что было свято для Смайли как человека и личности – пусть не так много оставалось уже этих святынь: служба, которую он нес верой и правдой; друзья; страна; представление о том, каким должен быть разумный баланс в делах человеческих. Было правдой и то, что однажды, давным-давно, целую жизнь или даже две жизни назад, эти два человека на самом деле столкнулись лицом к лицу в душной индийской тюрьме, их разделял только железный стол – но тогда ничто не подсказало Смайли, что сама его судьба сидит перед ним. Карла был в большой немилости в Москве, Смайли пытался переманить его на Запад, но тот упорно молчал в ответ на уговоры, предпочитая смерть или даже еще более страшную судьбу на родине мгновенному избавлению от всех проблем, которое принесло бы ему отступничество. Правда и то, что время от времени в памяти Смайли возникало воспоминание об этой встрече – лицо Карлы, небритое и настороженное, его обращенный внутрь взгляд. И это воспоминание было как обвиняющий призрак, глядящий на него из темноты небольшого кабинета, когда он забывался некрепким сном на своей походной кровати.

Но он не мог сколько-нибудь долго испытывать ненависть ни к кому – если, конечно, это не была та ненависть, которая является обратной стороной любви.