Дотянуться до моря

— Тут, конечно, я сам дурак, — с досадой зачесал в затылке Абик. — Помнишь, шеф, пару месяцев назад была задержка в поставке мебели для Пирогова? Он очень сильно нервничал, ругался: квартира готова, а жить нельзя, мебели нет! Я, соответственно, названивал по этому вопросу Рите, и в конце концов она перестала на мои звонки отвечать. Надо было мне слить этот вопрос тебе, шеф, чтобы вы разобрались по-свойски, по-семейному! Но я считал, что это мой вопрос, и поперся к Рите лично. Клянусь, я был предельно корректен, я прекрасно понимаю, что Рита — жена совладельца бизнеса. Но она поперла на меня буром, что я ее задолбал, и чтобы я передал «моему» Пирогову, что когда, мол, будет мебель, тогда и будет. Я ответил, что если я дословно передам Пирогову ее слова, то у нашей компании могут быть проблемы, что называется, несовместимые с жизнью, и что так относиться к заказчикам — по меньшей мере безответственно. На это Рита вскочила с места и в совершенно непечатных выражениях меня выставила. Ну, вот рассуди, шеф — я что-то неправильно сказал? Мне не следовало открывать ответственному сотруднику фирмы глаза на то, какие последствия могут иметь ее действия?

Да нет, все было абсолютно правильно. Пирогов, будучи видным сановником (чуть ли не представителем президента в Совете Федерации), обладал огромным влиянием. Аббас был прав: такой человек мог при желании закрыть нас если не на «раз», то уж на «раз-два» — легко. Рита была дура, раз нет понимала этого, — собственно, она дура и была.

— Больше ни на что ты ей глаза не открывал? — с усмешкой спросил я, булькая по рюмкам очередную дозу.

— Н-нет, — нетвердо ответил Абик. — Ей — нет. Только когда вышел за дверь, сказал, что, что не всякого, у кого получалось обвешивать покупателей на рынке, способен руководить высокоинтеллектуальным торговым бизнесом.

— И что, это кто-то слышал? — напрягся я.

— Н-нет, — снова запнулся Абик, — никто. Ну, кроме Беаты (это Ритина секретарша), пожалуй.

Ритино прошлое, в котором она торговала зеленью на рынке (где, собственно, Саша с ней и познакомился) секретом в компании ни для кого не было, но вот о том, что, не будучи на руку чище большинства своих товарок-торгашек, она как-то на излете советской власти попала под контрольную закупку и полтора года провела в колонии, знали только мы с Сашей.

— Ха! — подскочил я. — Да больше шансов, что Рита не услышит что-то, сказанное ей прямо в ухо, чем то, что ты сказал при Беате, та не донесет своей шефине! Теперь понятно, почему она на против тебя так ощетинилась. А про обвешивание ты так, наугад ляпнул? Или в курсе Ритиных прошлых дел?

— В курсе, — помедлив, ответил Аббас. — Твоя Марина просыпалась Иве.

Черт! Ну, бабьё! Им бы метлы к языкам привязать, на улицах была бы стерильная чистота! Сама Рита как-то в глубоком подпитии рассказала об этом эпизоде из своего прошлого Марине (ну, вот — зачем?!); та, хотя к тому времени мы встречались с четой Эскеровых от силы раз, уже успела растрепать это Иве. Воистину: для женщины «горячая» новость, как раскаленный уголек — во рту не удержит!

— Ну, и каков мог бы быть, по-твоему, план по взлому такой глубокоэшелонированной неприязни Риты к тебе? — поинтересовался я.

— Не знаю, шеф, — честно ответил Аббас, поднимая четвертую рюмку (или пятую?) — Сейчас — не знаю. Сейчас — другие обстоятельства, другие знания. Вот ведь как в преферансе? При розыгрыше в «темную» или в открытую при тех же картах тактика может быть совершенно разной, верно?

Я кивнул головой — почувствовав, что кивок получился уже пьяненьким. Аббас налил по следующей, и с рюмкой в руке перегнулся ко мне через стол.

— Вот хочешь знать, шеф, как я решил вопрос с Димой-Заказчиком? — заговорщицки прошептал он.

— Хочу, — ответил я, проблема эта мне давно не давала покоя.

И Аббас рассказал. Выиграть у Димы в его игру на тот момент не представлялось возможным, все козыри были у того на руках. Единственным способом было заставить Диму отказаться от игры. Аббас решил, что самый простой путь для этого — напугать, да не просто — до смерти.