Следующие почти три года в моих отношениях с Ивой я сардонически назвал «реконкистой» — «отвоеванием», или «перезавоеванием». Я дал себе отчет в двух вещах — что выкинуть эту женщину из головы, сердца и яиц я не могу, равно как и разобраться в том, почему, не отвергая моих ухаживаний в принципе, она не возвращается к прежнему качеству отношений. А ухаживания мои были очень настойчивы и дорогостоящи. В ту первую осень «реконкисты» я подарил ей на день рождения поездку в Париж, о которой Ива при своей зарплате и неработающем муже могла только мечтать. Из поездки она вернулась восторженно-восхищенная, но на последовавшей нашей встрече снова не позволила перейти черту. Год прошел в нечастых и бесплодных встречах, а на следующий день рождения она получила в подарок от меня бриллиантовое кольцо, привязанное алой ленточкой к огромному розовому букету. Внешне это все очень напоминало предложение руки и сердца; Ива от восторга не дышала, и в ее взгляде явно читалось: «Я на все теперь согласная!» Но мы встречались, наступал вечер, и Ива виртуозно снова избегала постели, и я даже не мог понять, как это ей удается. Я ничего не понимал, бесился, кусал себя за хвост, но поставить вопрос «ребром» не решался, боясь навредить, сломать все окончательно. На следующий год ближе к лету Ива как-то между делом завела разговор о том, что у Дашки нашли какую-то подростковую кожную болячку, и что врачи посоветовали срочно вывезти ребенка в Израиль, на Мертвое море. Я пообещал Иве, что Дашка обязательно туда поедет, раньше, чем придумал, от чего придется отказаться, чтобы выкроить необходимую на поездку и лечение весьма круглую сумму. Ива получила деньги, восторженно благодарила, а на мой вопрос: «Увидимся, когда вернетесь?» многообещающе кивала головой. И ни разу не звонила мне из Израиля, ни в течение недели после возвращения. Я ходил злой, а Марина снова настойчиво и озабоченно интересовалась, что у меня случилось на работе. Наконец, я не выдержал, и позвонил сам. Ива ответила, как ни в чем ни бывало, сразу кинулась взахлеб рассказывать о своих и Дашкиных Израильских впечатлениях, и на мое робко-растерянное: «Может, встретимся?» рассыпалась: «Конечно, конечно! Ты просто не звонишь, я думала — занят…» Я положил трубку со странным чувством, что лекарства от делания-бабами-из-нас-дураков не существует, и вряд ли когда-нибудь будет изобретено.