Дотянуться до моря

Мы лежали во все более и более сгущавшейся вокруг нас темноте, молчали, я теребил ее сосок, уже не сознавая, что делаю, и что Дарьина плоть уже давно не откликается на мои прикосновения. Время ощутимо текло вокруг нас, по крайней мере я совершенно отчетливо ощущал его неумолимый поток, и мне казалось, что я чувствую, как его струи неуловимо колышут волоски у меня в паху. А может быть, это была просто конвекция от тепла Дарьиной руки, лежащей на моих чреслах?

— Арсений? — осторожно позвала Дарья. — Можно тебя спросить?

— Да, — ответил я, и мой голос для меня самого прозвучал как будто откуда-то из очень дальнего далека. — Конечно, да.

— А…, - начала было Дарья, осеклась, задумалась, и я заподозрил, что вопрос обещает быть непростым. — Обещаешь, что ответишь?

Я подумал, что попытка объяснить, что вот так подлавливать — это наивно просто таки по-детски, абсолютно точно была бы обречена на неудачу, и согласился:

— Обещаю.

— А-а…, - снова осторожно, как входя в холодную воду, протянула Дарья и, решившись, вдруг скороговоркой выпалила: — Тебе с матерью лучше было… — ну, ты понимаешь — или сейчас со мной?

Повисшая пауза совершенно точно отражала полнейшее мое непонимание, как ответить на этот вопрос.

— Тебе как отвечать? — попытался отшутиться я. — Просто, или честно и по существу?

— Конечно, честно, — очень серьезно отозвалась Дарья. — И по существу. Ты же не думаешь, что я задала этот вопрос так, для поддержания разговора?

Я повернул голову, попытался заглянуть ей в глаза, но для этого нужно было бы включить свет.

— Зачем тебе это? — спросил я.

— Я скажу, — тут же отреагировала Дарья, — хотя ты обещал ответить, а сейчас пытаешься увильнуть. Скажу, потому что вопрос, я понимаю, сложный и, возможно, моя мотивация тебе поможет. Так вот, максимально честно: меня это интересует потому, что я маму очень, очень люблю, но сейчас она мне не мать, а я ей не дочь. Мы — соперницы, как молодая и старая волчицы в стае, и молодой хочется знать, настолько ли она плоха в постели, чтобы эта составляющая не перевесила все остальное, и ее самец снова не оказался завтра со своей старой бывшей.

Она быстро приподнялась, повернулась, налегла мне на грудь своим нетяжелым телом. Ее неразличимые в темноте, совершенно черные сейчас глаза оказались в десяти сантиметрах от моих.

— Я не вынесла бы этого, — заканчивая мысль, тихо сказала она.

«Господи, ну зачем мне еще и эта гиря на душу? — подумал я, испытывая желание спрятаться от этого бездонного взгляда. — И без нее неподъемно!»

— И давно у тебя такие мысли? — уводя тему в сторону, спросил я. — О соперничестве с матерью?