Дотянуться до солнца

Через несколько минут подчиненный открыл дверь, пропуская вперед молодую девушку, недавно встречавшуюся с Владом в баре.

Пройдя на середину комнаты, она присела на одно колено и низко опустила голову.

Далматинец довольно улыбнулся и махнул Бульдогу. Олег вышел.

— Ну, здравствуй, дочь! С возвращением!

Девушка подняла на него глаза и расплылась в довольной улыбке.

Глава 23

«Что происходит? Почему он сказал, что она не придет?»

Максим начинал нервничать. Раньше такого никогда не случалось. Даже если наказана, его раны обрабатывала только она.

«Что же случилось?»

Абиссинец и Единорог вошли в операторскую. Самуил повернулся и поднял руку в знак приветствия.

— Наконец-то…

Наставник склонился к мониторам.

— Ну, что там? Что он делал?

— Ничего. Просто лежит.

Единорог плюхнулся в кресло.

— Не вставал? И посуду не бил?

— Ага. Даже не шелохнулся, как улегся. Он, и правда, нечто. Я уже и размяться успел, и кофе выпить, а он как статуя. При этом смотрит в одну точку, на меня, ха-ха. Интересно, глаза у него еще не окосели?

Абиссинец вздохнул:

— Это нормально. Кирин решил ждать.

— Ее?

— Думаю, да.

Единорог достал ножи и начал крутить их между пальцами.

— Почему он не стал разговаривать с тобой?

Наставник снова вздохнул и поставил на стол кружку с кофе, которую только что налил.

— Это табу, установленное Далматинцем. Я не имел права заходить в эту комнату, пока он там находится один, тем более разговаривать с ним.

Самуил скривился в усмешке. Абиссинец оперся ладонями на столешницу и закрыл глаза, вспомнив сегодняшний инцидент.

— Если честно…

Его бойцы непроизвольно повернули головы. Мужчина замешкался, не зная, как правильно признаться в своей слабости, чтобы не посеять сомнения в головах тех, за кого он отвечал сейчас.

— Если честно, там, в комнате… я испугался… очень испугался, простите мой обман… — Он скривился и на секунду закрыл лицо ладонями, будто пытаясь скрыться от стыда.

В операторской воцарилась тишина. Оба не знали, что сказать. Такого Абиссинца они видели впервые.

— Простите, я соврал вам утром, предполагая, что моя встреча с Кирином может закончится плохо. Я боялся, когда шел к нему… испугался мальчишку, смешно?

— Ни черта не смешно. — Самуил вскочил, хотел что-то сказать, но передумал, сел обратно и задал вопрос, крутящийся на языке. — Так ты предвидел его действия, и он действительно мог…

Абиссинец нервно облизал губы, ставшие внезапно сухими:

— Мог.

И снова тишина. Единорог и Самуил понимали, что наставник говорил на полном серьезе, а не просто нагнетал. Они ни разу не видели его отступившим или испуганным. А сейчас оба осознали — этот человек тоже умеет бояться. Человек, который всегда прикрывал их спины и спасал в нужный момент, мог погибнуть сегодня… от рук ребенка.

Пауза затянулась.

Наконец Абиссинец нарушил тишину:

— Он не сделал ничего только потому, что сам в замешательстве. Не знает пока, что правила изменились. Его телохранитель исчез, как только к нему вернулась память, и вместо нее пришел человек, который под дулом пистолета не должен был этого делать. Именно поэтому парень выбрал ожидание, больше ему ничего не остается в данной ситуации.

Самуил с облегчением выдохнул, представив на мгновение вышедшую из-под контроля ситуацию.

— Тогда что делать нам? Ждать вместе с ним?

— Пока да. Мне нужно все обдумать. — Абиссинец усмехнулся каким-то своим мыслям. — Пять лет назад я ни за что так не сглупил бы. И правда, смешно. Уже тогда я боялся этих детей…

Самуил недовольно скривился:

— Он и сейчас ребенок.

— Не совсем.

— То есть?

— По расчетам Далматинца… — Наставник поднял глаза вверх, подсчитывая экспериментальный возраст Максима. — …ему примерно должно быть от тридцати пяти до сорока? Восемнадцать мальчику только от рождения.

Единорог потянулся и зевнул:

— Тридцать пять? Старше меня?

— Примерно. Там были сложные расчеты, Далматинец долго объяснял, но всего я не понял. Точно не скажу…

Самуил недоверчиво повернулся к мониторам, прищелкнул языком, и заговорил на родном языке, заставив Единорога зарычать. Парня понимал только Абиссинец. Знание нескольких иностранных языков, помогало ему в других странах искать информацию, а несколько лет назад спасло его заместителю жизнь. То, что они так хорошо говорили на русском сейчас, тоже была его заслуга. И сейчас он улыбнулся, хоть и натянуто, заметив выражение лица Единорога, и игривую улыбку Самуила, вдруг осознавшего, что задел больную мозоль заместителя. Он ненавидел говорящих при нем на иностранных языках и всегда бесился из-за этого.

— Перестань говорить на корейском, бесит!

Самуил сделал вид, что разозлился и ответил ему по-корейски:

— Что ты имеешь против корейского языка, а?! Если ты не понимаешь, я не могу говорить на родном языке?! Выучи, и проблем не будет, я же не бешусь, когда ты с Абиссинцем на немецком говоришь!

— Черт! Достал! — Единорог вскочил и подлетел к Самуилу. — Ненавижу, когда я чего-то не понимаю! Понял? А твой корейский — я не понимаю!