Доверие

– Тирнан, – шепчет он. Я ощущаю солоноватый привкус, но не уверена, его это слезы или мои. – Я тебя люблю. Твою мать, ты полностью принадлежишь нам. Мы тебя любим.

Он целует мою щеку, лоб, в то время как Калеб продолжает работать. Стараюсь выровнять дыхание. От касаний его рта по коже распространяется трепет.

Горлышко бутылки приближается к моим губам, и я делаю глоток. Калеб откусывает нитку, вытирает кровь с моей руки и забинтовывает рану.

Благодаря алкоголю внутри становится тепло. Боль уже не такая острая, как была.

Хотя мои щеки пылают.

Я широко распахиваю глаза и глубоко вдыхаю.

– Ты мог бы меня предупредить, – заявляю Калебу сдавленным от слез голосом, пристально глядя на него. – Мог бы ударить в другое место.

Почему по лицу?

Он закрывает аптечку, встает и выбрасывает окровавленный бинт в мусорное ведро.

Поставив текилу, я сползаю со столешницы.

– Сэси Диггинс вышла из пещеры за водопадом с разбитым носом после вашего разговора.

– Что? – Ной тоже соскакивает со стола.

Однако Калеб игнорирует меня. Сверлю взглядом его спину, пока он моет руки в раковине. Мышцы парня перекатываются; он дышит медленно и размеренно. Слишком спокойно.

Разве он не хочет себя оправдать? Возможно, она сказала правду. Я была свидетельницей его агрессивного поведения. Видела, как он швыряет вещи, плюется, не принимает «нет» в качестве ответа…

Сегодня Калеб дал мне пощечину без всяких колебаний.

Но собаки любят его больше всех остальных, не так ли? Они ходят за ним по пятам, спят в его комнате. Он улыбается с ними, когда думает, будто мы не видим.

Калеб всегда готов оградить и уберечь меня от вреда. Пытается наладить контакт, например тем утром, когда я рисовала.

Несмотря на язвительные комментарии Ноя или требования отца, озвученные грозным тоном, парень ничего не отвечает и не развязывает драки. Он просто делает все возможное, чтобы люди оставили его в покое.

Я отвожу взгляд, качая головой. Ведь женщины всегда так делают, да? Ищут смысл в мельчайших деталях, пытаясь придать им большее значение, чем они имеют на самом деле.

Уголки мои губ дергаются, глаза щиплет.

– Калеб, – едва слышно молю я.

Но отвечает Ной:

– Сэси Диггинс скажет что угодно, лишь бы привлечь к себе внимание.

– У нее кровь из носа текла, – поясняю я. – Она не знала, что я ее увижу.

– Он не бьет женщин, Тирнан. – Ной проходит мимо, достает «Ибупрофен» из шкафчика. – За исключением тех случаев, когда у них истерика, и они мешают ему спасти им жизнь. – Он бросает пару таблеток мне на ладонь, встретившись со мной взглядом. – Ты сама попросила его это сделать.

Проглотив таблетки, не запивая, чувствую, как они царапают горло.

Да, попросила.

Во второй раз.

Я сказала Калебу, чтобы он меня ударил, отчасти потому, что это притупило боль, а отчасти потому…

Опускаю глаза. Отчасти потому, что мне понравилось

. Понравилась злость и желание ударить в ответ. Хоть и было больно, но я полностью присутствовала в этом моменте и не хотела расставаться с подобным чувством.

Боль всегда напоминает нам, что мы живы. А страх, сопутствующий ей – что нам хочется свою жизнь сохранить.

Калеб такой же. По крайней мере, благодаря ему я помню, что представляю из себя больше, чем думаю.

Однако когда он обхватил мое лицо ладонями после пощечины и нежно поцеловал, мое сердце сразу провалилось куда-то в желудок, и я обо всем забыла.

Забыла, почему должна держаться от него подальше.

Я запускаю пальцы в волосы, покусываю губу. Алкоголь все сильнее притупляет боль в руке.

– Я хочу Джейка, – шепчу себе под нос.

А вдруг все равно разовьется инфекция? Он наверняка знает, что делать. Мальчики не справятся. Они вспыльчивые, безответственные…

– Не его язык был у тебя во рту несколько минут назад, – огрызается наполняющий кувшин водой Ной, оглянувшись через плечо. – Тогда мы тебе нравились.

Переступив с ноги на ногу, отвожу взгляд.

Развернувшись, он вытирает руки полотенцем.

– Знаешь, мне только что пришло в голову, – парень изучает меня; в уголках его глаз собираются морщинки. – Я единственный мужчина в этом доме, который тебя не бил, – заявляет он. – И единственный, кого ты не хочешь. Твою мать, что с тобой не так?

Задетая его словами, я прищуриваюсь. Это не… Что?

Я не…

– Может, если я тоже отшлепаю тебя на коленке, ты потечешь?

Мое лицо вытягивается. Ной нас видел. Он видел, как его отец отшлепал меня той ночью.

Сердце колотится в груди. Парень качает головой. Я впервые засвидетельствовала реальное презрение, исходящее от Ноя, и направлено оно на меня.

Теперь он рассердился.

Мои мысли возвращаются к происходившему несколько минут назад. Губы Калеба были такими нежными, а рот Ноя таким теплым.

Несколько минут назад он меня любил. Я тебя люблю. Твою мать, ты полностью принадлежишь нам. Мы тебя любим.

Кажется, Ной даже плакал, потому что ему было ненавистно смотреть на мои страдания и не иметь возможности утолить мою боль.

Плечо по-прежнему пульсирует, но я чувствую себя лучше.