Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Неожиданно из зала раздался отчетливый и громкий выкрик:

– Аркаша, хрен моржовый, узнаешь?

При этом из задних рядов направился к трибуне худой огромный человек с безумным взглядом.

На лице Фогельсона выразилось чувство тревоги.

Он едва заметно рванулся в сторону, как будто хотел убежать. Но остался. Затем почти неслышным от испуга голосом воскликнул:

– А, Борис Петрович! Как же… Как же…

– Борух Пинхусович, – исправил человек, шагающий к трибуне, – ясно? Нет Бориса Петровича Лисицына. Есть Борух Пинхусович Фукс.

Человек с минуту подержал Фогельсона в объятиях. Потом, обращаясь к собравшимся, заговорил:

– Тридцать лет назад я стал рабкором. Мистер Фогель-сон служил тогда в газете «Нарымский первопроходец». Я посылал ему свои заметки о людях труда. Все они были отвергнуты. Я спрашивал – где печататься рабочему человеку? В ответ ни звука.

Затем мистер Фогельсон перешел в областную газету «Уралец». Я развелся с женой и переехал в Кемерово. Я регулярно посылал мистеру Фогельсону свои заметки. Мистер Фогельсон их неизменно отвергал. Я спрашивал – где же печататься рабочему человеку? Никакой реакции.

Затем мистера Фогельсона назначили редактором журнала «Советские профсоюзы». Я развелся с новой женой и переехал в Москву. Я, как и прежде, отправлял мистеру Фогельсону свои заметки. Мистер Фогельсон, как вы догадываетесь, их отвергал. Я спрашивал – так где же печататься рабочему человеку? Ответа не было.

Затем я узнал, что мистер Фогельсон эмигрировал в Израиль. Стал издавать «Наши дни». Я развелся с третьей женой и подал документы на выезд. Через год я поселился в Хайфе. И вновь стал посылать мистеру Фогельсону заметки о людях труда. И вновь мистер Фогельсон их отвергал. Я спрашивал – так где же наконец печататься рабочему человеку? В ответ – гробовое молчание.

Теперь мистер Фогельсон перебрался в Америку. Я развелся с четвертой женой и приехал в Лос-Анджелес. И я хочу еще раз спросить – где же все-таки печататься рабочему человеку? Где, я вас спрашиваю, печататься рабочему человеку?! До этой секунды Фогельсон безмолвствовал. Неожиданно он побелел, качнулся, сделал грациозное танцевальное движение и рухнул.

Автора можно упрекнуть в некоторой грубоватой эксцентричности. Буффонада слишком нарочитая даже на фоне бушующих писательских страстей. Мы не верим этому «человеку из Кемерово». Но вот очередь для представления своего журнала добралась до любителя американской прессы и тонкого знатока английского языка – Виктора Борисовича Перельмана. Естественно, что он представляет «Время и мы». Акцент в его выступлении делается на борьбу с графоманами, которую главный редактор начал еще в Советском Союзе: