Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

В годы молодости мне случилось несколько лет проработать в одном замечательном журнале, именуемом «Советские профсоюзы». Он был замечателен прежде всего тем, что, выходя тиражом в восемьсот тысяч экземпляров, никогда и никем не читался. Но, как вы догадываетесь, отсутствие читателей отнюдь не означало отсутствие авторов. А раз были авторы, то, естественно, были и графоманы. Вы можете себе представить, каков был литературный уровень графоманов журнала «Советские профсоюзы»! Но надо сказать, что по своей плодовитости они ничуть не уступали «интеллектуалам» из «Нового мира».

Так вот, один из них, человек по имени Николай Борисов, слесарь Харьковского машиностроительного завода, бригадир коммунистического труда – вы, конечно, помните это изумительное явление советской действительности – взялся присылать нам изо дня в день свои «Заметки новатора», этакие литературные шедевры о ходе социалистического соревнования. По наивности мы вначале пытались отбиться. Но советские графоманы, в отличие от западных, лишенных возможности пробиться в литературу, обладают особой убойной силой, ибо в нужный момент могут обратиться за поддержкой к общественности. Вот и наш автор после второго или третьего отказа решил написать на нас жалобу тогдашнему председателю ВЦСПС Виктору Васильевичу Гришину. Не прошло и недели, как из канцелярии Гришина спустилась в редакцию резолюция: «С каких это пор в нашем профсоюзном журнале не может напечататься рабочий человек?» Нужно ли говорить, что, начиная с этого дня, шедевры нашего харьковского рабкора беспрепятственно наводняли страницы журнала «Советские профсоюзы», впрочем, ни с какой стороны не повлияв на его читабельность. Но все это предыстория, на которой я бы даже не стал останавливаться, если бы она не имела уже совершенно сюрреалистического продолжения. Перейдя из «Советских профсоюзов» в «Литературную газету», я, разумеется, забыл о существовании Николая Борисова и столкнулся с ним, точнее, с одним из его новых произведений, живя уже в Израиле и будучи редактором журнала «Время и мы». Однажды, сидя в редакции на улице Нахмани, в Тель-Авиве и просматривая утреннюю почту, я наткнулся на толстый конверт. Крупный каллиграфический почерк, которым был написан и наш тель-авивский, и обратный венский адрес, не вызвал у меня ни малейшего подозрения. Но машинально вскрыв его, я обнаружил нечто такое, до чего не могла додуматься никакая фантазия. Да, это был он, наш бронебойный автор Николай Борисов: «Дорогой Виктор Борисович! Наконец-то я Вас разыскал, пишу Вам из Вены…» И далее шла уже совершенная фантасмагория: прославленный харьковский новатор и рабкор Николай Борисов на самом деле оказался не Борисовым, а Лифшицем, отсидевшим что-то лет десять за свои троцкистские шатания в тридцатые годы, подавшийся после лагеря на завод, дабы ударным трудом искупить прошлое. Но, видимо, его троцкистская натура рано или поздно не могла не сказаться, и при первой возможности наш рабкор эмигрировал, а эмигрировав, решил вернуть себе свою добрую еврейскую фамилию Лифшиц. И вместо скромных «Заметок новатора» прислал на этот раз килограмма в два весом «Заметки бывшего троцкиста».