Читаем Дождь в Париже полностью

«Блин, двадцать минут как начать должны, – сказал Белый, глядя на вынутые из кармана часы со сломанным браслетом. – Пойду позырю, чего они». – И он шмыгнул в соседнюю комнату, которая служила гримеркой.

Вернулся почти сразу и дернул Андрея за рукав:

«Набухались. Не будет сейшена… Пошли отсюда».

Андрей поупирался, не веря. Как так? Ведь все готово, даже инструменты на сцене – гитары прислонены к динамикам, виолончель вставлена в специальную подставку… Но сдался, побрел вслед за Белым.

«Ну а что им делать еще? – уже на улице заговорил рокер-одноклассник как-то насмешливо. – От этого этно только и бухать до отруба. Скучно ведь. Смысла нет. Степь воспевать, Улуг-Хем неугомонный, голосом вибрировать. – И он изобразил что-то вроде хоомея; получилось, кстати, неплохо. – Сколько можно?»

У «Черной лестницы» тексты были социальные – под «Кино», «Алису», «ГО»… О суициде пели, никчемности и брошенности… «А я ничё не знаю, ничего не понимаю. Насрать!»

Андрею не очень-то нравилось, но упорство, с каким занимался этим делом тот, с кем он дружил с детского сада, удивляло и даже рождало зависть: вот Белый нашел смысл, а он, Андрей, так как-то болтается. Ну не болтается – живет. Но все равно – бесцельно, пустовато…

И хотя Белый ругал исполнителей этнической музыки за пьянство, порожденное безыдейностью, но и участники «Черной лестницы» тоже все сильней налегали на алкоголь. Благо после горбачевских ограничений и нехватки водки, пива в самом начале девяностых к девяносто третьему недостатка ни в чем не стало. Днем покупай в магазинах, ночью – в киосках. Хочешь – литровые бутыли, хочешь – поллитровки, читушки, мерзавчики, «скорую помощь» в стеклянных или пластиковых стаканчиках… Некоторое время очень популярна была водка в жестяных банках типа пивных. А спирт «Рояль»! Сколько его выглушили в то время…

Да, пили мощно, и деньги как-то находились. Но, что теперь казалось удивительным, успевали и многое другое. Дело здесь не только в юности, когда силы вагон, а и во времени – тогда все было быстрее, дни вмещали множество событий.

Андрей удерживался от каждодневных выпивок, нечасто бывал на посиделках, а они происходили постоянно. Здесь бухает одна компания, там – другая, там – третья. Но не просто вливают в себя водку, «Рояль» или пиво, а обсуждая новую книгу, новый альбом, фильм, политику…

Одно время в самом центре Кызыла существовал этакий закрытый, для своих, клуб: подкопив денег, «Черная лестница» арендовала подвал в уже бывшем к тому времени книжном магазине «Друг» – книгам оставили крошечный закуток на первом этаже – и открыла там первый в городе рок-магазин.

Сначала решили продавать только соответствующие товары: музыкальные инструменты, всяческие примочки, педали, струны, кассеты с записями (записывали сами с оригинала, множили на купленном после ликвидации Дома политпросвещения ксероксе обложки), еще пользовавшиеся спросом виниловые пластинки, только-только входившие в обиход сидюшки, майки с изображениями разнообразных групп, очки, напульсники, нашивки… Но дохода эта продукция приносила немного, и постепенно появились в продаже жевательная резинка, кола, сигареты, чипсы. Потом и алкоголь…

В подсобке-складе, который по размерам был раза в два больше торгового зала, устраивали гулянки. Во время работы. Магазин был открыт круглосуточно, за прилавком стояла нанятая продавщица, а хозяева-музыканты пили с друзьями за фанерной перегородкой.

Андрей бывал на этих гулянках время от времени, иногда с большими перерывами, поэтому мог наблюдать, как меняется их характер. Поначалу, весной-летом девяносто третьего, гулянки были веселые, с песнями, спорами взахлеб, но доброжелательные, с участием легких в общении симпатичных девушек. Парни откровенно упивались своей популярностью, не жалели денег, растрачивали переполнявшую их душевную и физическую энергию… Бывало, когда надоедало петь, смеяться, сдерживая себя, полушепотом, они отпускали продавщицу, закрывали магазин и начинали отрыв по полной.

Дела у них действительно шли неплохо: группа теперь не только выступала на сборных концертах, но и давала соляки, ездила на гастроли в Абакан, Красноярск, даже на фестиваль куда-то в Суздаль; телевизионщики сняли два клипа на их песни и часто ставили в эфир; к тому же появился независимый канал «Тува-ТВ», а на нем – передача «Рок-вторжение», где «Черная лестница» стала постоянным гостем. Магазин пользовался популярностью, с бандитами удалось договориться, и дань им составляла ничтожную сумму.

Но через несколько месяцев Белый посмурнел, во время вечеринок жался в углу дивана, морщился, когда кто-нибудь из девчонок пыталась с ним заигрывать. Пил он все меньше, зато стал приседать на траву.

Доставал из кармана шарик фольги, осторожно разворачивал, наскабливал с темно-зеленого колобка стружки, забивал папиросу. Пыхал, глядя невидящими глазами перед собой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза