Дождь в Париже

К середине девяностых магазины заполнились продуктами до отказа. Главным стало наличие денег. У них с Ольгой с деньгами было неплохо. Напрягаться не приходилось, и Андрей с некоторой иронией воспринимал занятия Ольги коммерцией, раздражался, бывало, ее частыми поездками за Саяны, поздними приходами домой, а потом перестал – после разлуки секс доставлял большее удовольствие, чем размеренный; да вскоре и не мог представить, как бы они друг к другу относились, находясь почти постоянно вместе, торча по двадцать четыре часа в одной квартире.

Случалось, Ольга как-то странно, продолжительно вглядывалась в него, но Топкин объяснял себе этот взгляд так: «Соскучилась за три дня, привыкает…» Но Ольга, как оказалось, взвешивала, решала… И вот решилась.

Это случилось летом девяносто шестого, когда, казалось, их совместная жизнь по-настоящему, накрепко вошла в свою колею, роли окончательно установились: Ольга – такая бизнес-леди, а он – домашний мужчинка, поддерживающий в квартире уют, наполняющий холодильник едой, при этом вносящий в семейный бюджет хоть небольшую, но и не мизерную лепту.

И вот, как обыкновенно в то время, Андрей сидел на диване перед телевизором. Не просто таращился, убивая часы, а смотрел эмоционально, иногда даже вскрикивая, хлопая себя по колену, ероша волосы.

Телевизор показывал предвыборный марафон «Голосуй, или проиграешь». Жизнерадостные до предела, говорливые, гибкие, как куклы из мягкой резины, молодые девушки и парни доказывали, что президентом должен снова стать Ельцин. Музыканты пели в его поддержку, мускулистые чуваки с голыми торсами и чувихи со стройными ногами делали кульбиты и не переставая улыбались, улыбались.

Особенно удивил – нет, поразил – Андрея ведущий этого марафона – гуттаперчевый человечек по имени, а может, по кличке Саша Пряников. Он был каким-то популярным радиоведущим, что ли, но Андрей его популярность пропустил и теперь с любопытным недоумением наблюдал за ним. Это был новый типаж не только на ТВ, но и, кажется, вообще в жизни. Способный говорить разборчивой скороговоркой сколь угодно долго, мгновенно на все реагирующий, неустающий, не умеющий отдыхать и грустить…

Вскоре такие заполонили всё телевидение, от музыкальных программ до политических ток-шоу, появились они и в повседневной реальности – подходили на улице, предлагая купить набор ножей, соковыжималку, супертерку и так забалтывали человека, что тот доставал деньги и менял их на ненужную вещь; они наполнили собой банки, страховые конторы, магазины, парикмахерские, кафе, телефонные трубки…

А тот Саша Пряников, кстати, пропал. Показал, как надо, и исчез. Очень редко и коротко появлялся на экране, но какой-то уже другой, словно после долгой, изнурительной болезни. Может, только в рекламе стирального порошка «Тайд» напомнил себя тогдашнего…

И вот Андрей тем июньским днем девяносто шестого года наблюдал за рождением новой эстетики, новой породы людей. Пришла Ольга, и он стал было делиться с ней впечатлениями. Столько накопилось, что сказать… Но она перебила. Слишком спокойно, сухо велела:

«Выключи, пожалуйста».

Андрей послушно нажал на красную кнопочку дистанционки. Шум праздника исчез.

«Что-то случилось?»

Ольга смотрела на него тем странным взглядом, который Андрея и тревожил, и нравился ему.

«Оль, что?»

Подумал: бизнес накрылся. «Ну и хорошо. Проживем… Она будет дома, будет вся моя… Будем вместе, как вначале».

«Андрей, нам нужно разойтись», – по-прежнему сухо, без надрыва и слез сказала она.

Эта интонация заслонила смысл слов. И Андрей переспросил, действительно не поняв, не расслышав:

«Что?.. Оль, что?»

«Зачем ты заставляешь меня повторять? – Она прошла по комнате. Тонкая, стройная, в голубых джинсах, бордовой кофточке, легких туфлях без каблуков.

«Не разулась», – отметил Андрей, хотя у них было принято разуваться в прихожей… И тут до него дошел смысл ее слов.

«Как – разойтись? Оль, что случилось?»

Он ожидал много слов, объяснений. Но она, его жена, была спокойна. Нет, это было не спокойствие, а уверенность, решимость. Решение зрело, зрело, и Андрей мог бы догадаться об этом, натыкаясь на ее странный взгляд, попытаться выяснить, что он означает, изменить ее мнение, изменить свою жизнь, но он не догадывался, лень было… А теперь уже поздно. Она решилась. И ушла.

Позже Андрей много раз наблюдал да и на себе испытывал это женское свойство: разлюбив мужчину, они рвут отношения, рушат семьи, и вернуть их невозможно. Любовь чаще всего сменяется каменным каким-то, ничем не разрушаемым презрением.

В фильмах, книгах сплошь и рядом – о несчастной любви, о любовных треугольниках и многоугольниках, об изменах… Шекспировские страсти. В жизни же чаще все иначе. По крайней мере в том, что касается ухода жен от мужей.