Дождь в Париже

Мужчина нередко может жить с женщиной, которую разлюбил, даже не изменяя ей. Жить и жить по установившемуся распорядку, скользить по желобку дней и лет; без любви заниматься сексом, есть приготовленные нелюбимой блюда, целовать рефлекторно, автоматически, уходя на работу, возвращаясь с работы… А женщины редко способны быть вместе с тем, кого разлюбили. Кого они действительно любили, но потом перестали.

Раньше в основном уходили от мужей, не оправдавших их девичьих мечтаний, оказавшихся не принцами, молодые. Год, два, три ждали и – бросали. Теперь и пожилые уходят. По большей части не мужчины бросают состарившуюся жену, а жены – обленившегося, размякшего на диване мужа. И странным образом молодеют, находят дело, которое приносит радость и деньги. Примеров Топкин увидел за последние почти два десятка лет – после того как его бросила Ольга – хоть отбавляй…

Ольга ушла не потому, что кого-то полюбила, не к другому мужчине, а чтобы не размякнуть вместе с Андреем. Три года наблюдала за ним в роли мужа, подождала от него чего-то – чего-то мужского, не дождалась и сказала:

«Нам нужно развестись».

Позже, обдумывая причины, прокручивая и прокручивая в памяти свою семейную жизнь, Андрей как-то раз записал на случайном листке: «Мужчина, как какой-нибудь лев, хочет, добившись женщины (самки), чтобы она его обслуживала, а он бы ее потенциально защищал. А женщина хочет, чтобы ее мужчина каждый день совершал ради нее реальные подвиги. Удивлял, на худой конец. Одно с другим не стыкуется, и отсюда все проблемы, обилие разводов, глубинная несовместимость мужчины и женщины».

Выразив эту не очень-то свежую для человечества мысль письменно, Андрей почувствовал облегчение. Пусть слабое, но все же. Словно нашел лекарство от боли… Спрятал листок в коробку с разными квитанциями, чеками, паспортами на стиральную машинку, телевизор, миксер. Засунул на самое дно. Но знал, все время помнил, что лекарство там, что оно есть.

А поначалу было очень тяжело. Невыносимо. Вот есть выражение «мир рухнул». Для Андрея тогда именно так и случилось – мир рухнул. И он ютился на диванчике посреди черной пустоты…

Ольга почти ничего не взяла из вещей, и от этого было еще хуже. Во-первых, она как бы давала понять: мне противно все, связанное с тобой, сгнивай среди этого барахла, ничтожество, а во-вторых, казалось, что ее уход не по правде, что вот-вот вернется, скажет с улыбкой: «Испугался? Поверил? Ну как мы порознь… Но – берись за ум, стань мужчиной наконец. Мне не нужен комнатный мужчинка».

Больше недели Андрей не выходил из квартиры, ждал. Лежал, проваливаясь в сон, тут же выныривая, будто кто его выталкивал, снова проваливаясь… С трудом, как немощный старик, поднимался, ощупывал пальцами ног пол, медленно брел к холодильнику, что-то съедал, сразу чувствуя тошноту и отвращение к пище. Заглядывал в их спальню, смотрел на широкую, с таким удобным матрацем тахту…

Хотелось кому-нибудь позвонить, рассказать о своем горе, спросить совета. Знакомых и приятелей было полно, имелись и те, кого принято называть «друзья». Но… но как им рассказать? Стыдно. И родителям сообщать стыдно. Они оставили его, считая, что он стал серьезным, самостоятельным, а он…

Брезгливо щупал свое размякшее от пива и телевизора тело, ощущал свою тяжесть. Бессильную тяжесть слабого существа.

Найти Ольгу, доказать, что исправится… Нет, понимал: она не изменит решения. Тот ее взгляд сказал об этом. Кончилась их семья. Но, может… Мысль зацепилась за Ольгиных родителей: может, они как-то смогут, повлияют, убедят…

Кое-как побрился, оделся, пошел к тестю с тещей. Жарило солнце, асфальт липнул к кроссовкам, а он зябко кутался в куртку. Пошатывался, как пьяный. Мечталось, вернее, виделось как явь: сейчас придет, а там Ольга. Заплаканная, подурневшая, раскаявшаяся в своем поступке. Разорившаяся. Сидит у родителей, снова превратившись в маленькую девочку Олю… Входит Андрей, и она бросается к нему. И он уводит ее домой, в их общий дом…

Только возле двери – стальной, надежной – пришла мысль, что родителей Ольги может не быть дома. И что тогда? Обратно он не сможет дойти. Будет сидеть здесь, на лестнице.

Но они были.

«А, Андрюша, – как послышалось ему, с плохо скрываемой досадой встретила теща. – Проходи, проходи».

«Здоров», – протянул руку тесть, на вид – ставший физиком лирик: сухощавый, в очках, не лишенный дара интересно рассказывать, любящий читать, но и отлично знающий технику, вечно что-то мастерящий, собирающий из рухляди ретроавтомобили, чудны́е самоделки… Рукопожатие его было крепким, шершавым, мозолистые пальцы царапнули мягкую кожу Андрея.

Его провели в большую комнату и принялись успокаивать. Но успокаивали так, что делалось еще хуже и беспросветнее.

«Что ж, случается, что люди не подходят друг другу… Психологи говорят, что есть такое – “пробный брак”, и ничего нет страшного, если он распадется, – шелестел голос Ольгиной мамы. – Ничего страшного, Андрюша… Жизненный опыт… Детей нет, это и хорошо… Ты найдешь еще себе прекрасную девушку, найдешь обязательно!»