- На душе у вас не пасмурно? — Арлем старалась говорить бесстрастно, избегая проявления всяких эмоций. Ей удавалось, но лицо выглядело при этом некрасивым и неживым, а голос фальшивым до последней ноты.
Подробности уже известны, - посетовал Колин, надеясь не все из них достигли ушей исповедницы.
- Кому есть дело до моей души? — весь в недоумении унгриец.
- В первую очередь до нее нет дела вам! — сердилась и очень Арлем.
Хрупкое приятельство с фрей оказалось в опасной близости к открытой конфронтации.
- Эсм! — переполнен возмущением Колин. - В столице сплошь и рядом конфликты разрешаются холодным оружием, но глядя на вас, одному мне заказано отвечать на вызовы и прибегать к стали.
- Вы ищите оправданий?
- Возможно, но и вам они тоже понадобятся! — удивил Колин исповедницу. - Однажды из опасения испортить с вами доверительные отношения, я позволю себя убить. Будете ли вы меня оплакивать, сомневаюсь, но и полведра слез горю не помогут. Я очень дорожу взаимоотношениями, но у меня есть мать и я её очень люблю. Живой грешник ей милей мертвого праведника.
- Так вы далеко зайдете, саин Поллак, - закончен разговор с унгрийцем. Раз и навсегда.
Колин не посторонился, позволить Арлем пройти.
- Я искренне надеюсь эсм, когда узнаете все обстоятельства случившегося, вы измените свое отношение ко мне. А изменив их, перестанете вершить скорый и неправый суд.
Обвинения заставили фрей задержаться и ответить. Унгриец инициативу не отдал.
- Святой Лука писал, не судите да не судимы будите: не осуждайте и не будете осуждены: прощайте и прощены будете сами. Но кто из нас следует его словам?
Будете спорить? - предложил жестом хитрец.
Не посмела. Кто она такая спорить и сомневаться в мудрости святого?
- В Унгрии не учат подставлять левую щеку, когда залепили по правой, - продолжал Колин. - У нас вообще не учат подставляться. Нет ничего унизительней, быть легкой добычей для любого бродяги, бандита, перепившего барона или возомнившего из себя инфанта. Я не представляю, чего вы хотите от меня. Чего добиваетесь своими постоянными придирками. Придирками, эсм, придирками. По-другому и не скажешь, - подогревал унгриец градус страстей, лишь для того чтобы предложить замириться. — Очень надеюсь, вскоре вы измените свое мнение обо мне.
- Я подожду! — заверили унгрийца, ожегши взглядом. Не исповедница, а маршалк небесного воинства. Тот, кто придумал назначить её фрей (кто-кто? король!), проявил завидное чутье. Он не поставил Арлем аф Нокс над всеми. Он её изолировал от всех!
- И постарайтесь не оказаться предвзятой, как происходит с вами обычно.
Котенка дразнят бумажкой на нитке, щенку дают кусать палец, жеребенок угадывает спрятанную в руке горбушку. Это быстро наскучит. С человеком по-другому. Но и дразнят его другим. Недосказанность уводит в страну эскапизма. Воображение стирает грани реальности. Жертва воспринимает себя охотником. Арлем не чаяла выковырять всех червей из души неподдающегося унгрийца. И он изъявил согласие?!
Дворец тесен, что храм в Святую Пасху. Не успел Колин раскланяться с Арлем, наткнулся на Ализ аф Гундо. Девушка одновременно желала и боялась встречи. Унгриец ратовал за победу страха. Но девушка справилась.
Первым заговорил Колин. Не из вежливости, но подчеркнуть готовность выслушать. Все одно ведь придется.
- Боитесь смотреть на мой шрам, станьте слева. И мне проще и вам легче.
В ответ торопливое и необычное признание.
- Я не согласилась с вмешательством в ваши дела.
Унгриец так понял, речь зашла о новиках. Об их союзе.
- А кто-то согласился?
- Девять против трех.
- Почему важно сказать это именно сегодня и сейчас? Насколько осведомлен, вы собирались больше недели назад.
- Гиозо пропал, - Ализ слишком напугана, говорить намеками и понимать их.
- Теперь понятно. Подозревают меня?
- Шепчутся.
- Другие претенденты на лавры гнусого убийцы, имеются?
Красноречивое отрицательное мотание головой.
- Похвальное единодушие. Как с фактами?
- Их нет, - признала Ализ. - Но первый на кого подумали - вы.
- Что же честность за честность, - Колин умышлено встретился взглядом с девушкой. - Это я.
- То есть Гиозо…., - растерялась и побледнела Ализ. Легкость сделанного унгрийцем признания, затеняло его правдивость. - Саин Поллак, если это шутка, то крайне злая.
- Он пришел продать записи Латгарда. Связка бумаг, над которыми наш покойный канцлер трясся, что мать над хворым дитем. Как и все немного тщеславные люди, он надеялся когда-нибудь их представить на суд прихотливой публике. Роль свидетеля, участника событий и хрониста, удобная роль. Всегда в выигрыше. Латгард задумывал плевок в котел, из которого сам охотно хлебал. Он слишком ратовал за честность, оставаться честным до конца и со всеми. В его записках истины — жалкие крупицы. В основном грязь, приукрашенная рассуждениями о деградации благородного сословия. Старые песни. Топор и веревка, как радикальные средства улучшения общественного климата и искоренения порочности общества. Вырезать паршивых овец, не им придумано.
- Но вы их прочли?