— Выездка. Ножи в мишени кидала. Из лука стреляла.
— Ну-ка, — Колин вытянул из рукава альбацету. Ей резать — уметь надо, а уж метнуть — мастерство первейшее.
Приняла за ручку, подбросила, перехватила за лезвие… Металл задребезжал в дереве.
— Откуда будешь?
— Из Баррика.
С оружием молодец, а врет неважнецки. Без души.
— Со мной пойдешь.
Та не соглашаясь, замотала головой. Грива волос — действительно грива, рассыпалась по плечам.
— В бордель — нет. И с вами не лягу.
«Глянь-ка какая порядочная.»
— А туда?
За стенкой к скрипам примешалось женские вскрики. Вряд ли от большого удовольствия.
— Лучше руки наложу.
— Уже пробовала?
Напряженное молчание. Когда хочется грубить, но осознаешь, лучше не стоит. Потом как лучше.
— Попробуй.
— Что попробовать? — сделалась не понятливой Йоррун.
Колин выдернул нож из двери и протянул.
— Руки на себя наложить. А я посмотрю.
Девушка стиснула нож. Обратный хват. Снизу вверх мазнет, что рыбу выпотрошит.
«Привычка у публики, за нож по-блядски хвататься? То Агесс, теперь эта,» — не одобрил Колин уловку. — «А вот все остальное…»
Душевного смятения за акробаткой не наблюдалось. Во всяком случаи внешне оно не проявилось.
— А не получится? — усомнился в успехе унгриец, но отметил выдержку циркачки.
— Получится, — убеждена девушка.
— И выйти сможешь?
— Выйду, — уверена Йоррун.
— Докажи, — Колин кивнул на зажатый в руке акробатки нож.
Просить и уговаривать не пришлось. Арестантка сменила хват на прямой и резво атаковала унгрийца в плечо.
Легкий упреждающий удар в горло открытой ладонью сбил дыхание.
— Так понимаю хотела испугать. Напрасно. Давай по серьезному. Не прялку держишь.
Йоррун сердито стрельнула глазами — зря про прялку сказано — и повторила нападение, целясь в лицо.
Уклон с жестким встречным, в середину грудины, откинул арестантку к стене. Лицо девушки сделалось красным, она отрывисто задышала.
— Ни то, ни се. Еще раз! — потребовал Колин. — Больше задора на выходе.
Никаких чувств или эмоций. Злой выдох. Не менее злой взгляд и стремительный змеиный выброс лезвия.
Колин чуть повернулся от смертоносной стали…
Акробатка отлетела в угол, зажимая разбитый нос. Глаза слезились, кровь потоком залила одежду. В голове гудело, окружающее плыло и раскачивалось.
— Лично меня, не убедила. В том что выйдешь. Потому…, — Колин подобрал выпавшую альбацету, — мне нужна служанка для девочки десяти лет.
— Я неграмотная, — прогундосила Йоррун, хлюпая разбитым носом. Унять кровотечение, запрокинула голову назад.
— А грамоте не ты учить будешь.
— Тогда чему?
— Чему сама научилась, тому и научишь.
— Зачем ей? — удивленный и испытывающий взгляд. Не обманываешь?
— За тем же, зачем и тебе. Пригодиться.
— Угу, — согласилась циркачка.
Он помог подняться, слил воды и предложил платочек. Девушка без особого недружелюбия приняла помощь.
— Я не всегда добрый, — предостерег унгриец Йоррун от глупостей. Глупости они такие, приходят в голову непрошенными, осложнить жизнь себе и другим.
Без больших доплат — пара штиверов не деньги, оформили надлежащие бумаги на циркачку и Колин вывел приобретения под чистое небо. Нумия с радостью вдыхала сырой холодный воздух осени. Йоррун это удавалось труднее. И дышать и радоваться.
Отыскать на Зеленой Версте лекаря легче легкого. В глазах пестрит от вывесок. Здесь и «Микстуры от Дизонье» и «Порошок Вечности» и «Круг Медицины» и еще множество других. Колин выбрал «Сад Мандрагоры». На окне лавки кустик земляники с красными ягодами. Человек выращивающий землянику осенью не бесталанен.
— Осмотри. Обеих.
— ???
— Хвори, вши и срамные болезней. И нос за одно.
Через двадцать минут лекарь доложился.
— Обе завшивели, а так здоровы. По-женски все согласно их породе. Молодая еще девица, — и скорчил такую мину, словно ему за эту новость полагалось доплата.
С носом пришлось повозиться. Пальцами вправил переломы. Намотав на пинцет чистых хлопковых прядей облил воском, остудил и ввел в ноздри, зафиксировать смещение хрящей.
— Дышать сможет, — заверил лекарь довольный собственной работой. — Походит с недельку, заживет. Почти незаметно.
От лекаря прямая дорога к галантерейщику, подобрать одежду. Женщины, и постарше и помоложе, с воодушевлением выбирали платья. Прежние надоели, воняли Ямой и напоминали о минувших нелегких временах. Душа требовала обновлений.
Повеселевших, с покупками в узелками, Колин отвел служанок в ближайшие мыльни.
— Освободитесь, ждите здесь, — наказал он женщинам, отправляясь на Утиный Сход.
Несмотря на собачий холод Альтус одет легко. В дыры грязного рубища просвечивает грязное тело, покрытое струпьями. Обычный трюк нищих. Жеваный хлеб пополам с охрой и рыбьим клеем. Выглядит ужасно, пахнет и того хуже. Колтун на голове убран в венец. Голые без листьев прутья акации в шипах и шипиках. Чело актера в запекшейся крови — смеси грязи и все той же охры.