– А если Елену Ивановну до сих пор не отпустили и мы ее опередим, тоже неплохо. Она домой придет, а у нас тепло и вода горя…
Договорить не успел, повернув к своему дому, они его… просто не увидели! Вместо большого пятиэтажного здания торчали только обломки стен по краям, а на месте их парадной и входа в бомбоубежище и вовсе высилась груда кирпича и искореженной арматуры!
– Мамочка… – прошептала Женька, не в силах поверить в увиденное.
Это даже не пепелище, прямым попаданием какой-то огромной бомбы было уничтожено все.
У груды кирпича стоял сгорбленный Иван Трофимович. Юрка и Женя подошли ближе. Трофимович горестно шептал:
– Лучше бы я, миленькие, лучше бы я…
– Иван Трофимович, ваши… там? – осторожно поинтересовался Юра.
– Там… все пятеро… в убежище были, всех разом и накрыло. Нету нашего дома, совсем нету.
– Когда это?
– Вчера еще, вечером.
– Никто не спасся, не знаете?
Старик вдруг разглядел, кто перед ним:
– Юрка, ты никак?
– Я. И Женя вон Титова. Нас дома не было, а ее мама Елена Ивановна, наверное, была. Ничего про нее не знаете?
– Если дома была, значит, там вместе со всеми. Две фугаски большие почти рядом в один дом… А говорят, не бывает… Кто же выживет?
И снова запричитал.
Из-под развалин не доносилось ни звука. Да если вчера кто-то и остался живой под этой грудой, то сегодня уже таких нет.
Они стояли, просто не зная, что делать дальше. Забылся не только Юркин день рожденья, но и все остальное. Даже когда стояли наедине с неразорвавшейся бомбой, а потом ползли мимо нее, не было такого ужаса.
– Жень, а может, ее вовсе и не было дома? Может, с работы не отпустили, раненых много…
Женька опомнилась:
– Надо к маме в больницу идти!
Они почти бежали, если так можно назвать передвижение по сугробам в жуткую метель.
В хирургическое отделение не пускали, но Женя знала лаз в заборе. Дыра небольшая, взрослому не пролезть, потому заделывать не стали, Женька и то с трудом протиснулась, оставив Юру ожидать снаружи:
– Я быстро, только маме скажу, что дом разбомбило, но мы живы. И что Тани нет… Мама скажет, что делать.
Юрка остался ожидать у забора. Мело сильно, в двадцати шагах ничего не видно.
Он начал притоптывать ногами, которые даже в валенках без движения мерзли. Стоило остановиться, и у ног быстро наметало сугроб. Мелькнула мысль, что, если немного постоять, снегом занесет совсем. А под снегом тепло, и можно просто заснуть навсегда. Да, он у Джека Лондона читал, как легко и приятно замерзают в снегу. Очень хотелось вот так лечь и заснуть, Но Юрка встряхнулся и принялся рьяно протаптывать целую тропинку, ворча сам на себя:
– Глупости! Заснуть… Глупости!
И что за зима выдалась? Погода словно помогает немцам или, может, нашим? Немцы не такие стойкие, они скорее не выдержат, замерзнут. Может, они потому и не штурмуют город? А еще мороз Ладогу сковал хорошим льдом, Юрка об этом не раз в булочной слышал, мол, по льду машины продовольствие и топливо в Ленинград возят, а на Большую Землю тех, кто эвакуируется. Это тоже хорошо.
Тогда пусть валит снег и морозы трещат, пусть метель метет. Ленинградцы все выдержат, только бы продуктов прибавили, а то обещали, а выдали по старым нормам.
При мысли о еде живот Юрки свело, он вдруг сообразил, что карточки могли остаться в разбомбленном доме! А до новых еще жить и жить… Неделя – это теперь очень долго.
Нет, Елена Ивановна не могла оставить карточки дома, она же их отоваривала, чтобы не пропали, значит, забрала с собой… А еще нужно понять, где они теперь будут жить. Жильцов из разбомбленных домов расселяли по другим в свободные квартиры, значит, и их с Женькой и Еленой Ивановной поселят. Плохо, что дома погибло все – фотографии, какие-то вещи. Но хорошо, что их дома не было во время бомбежки. У Ивана Трофимовича все погибли. Он столько за них боролся, по крошке хлеб собирал, воду носил, дрова, чтобы не замерзли, а проклятые фашисты одним ударом бомбы столько людей погубили! И разве только у Ивана Трофимовича? Юрка с ужасом осознал, что скоро легче будет вспомнить живых, чем погибших или умерших от голода.
Об этом лучше не думать, как и о холоде. Они с Женькой вон какие везучие – бомба оказалась без взрывателя. Кто мог такое ожидать? А раз так, значит, выживут. Этим фашистам назло выживут! И счет после войны выставят врагу такой, что фашисты пожалеют, что на свет родились! Скорей бы уж весна и победа.
Честно говоря, Юрка сомневался, что победа будет этой весной, но все равно в нее верил. Без веры, без надежды нельзя, без них проще действительно лечь в сугроб и заснуть. Когда снег сойдет, откопают и удивятся, чего, мол, до весны не дожил, немного же оставалось?
Пока Юрка развлекал себя такими невеселыми мыслями, Женя пробралась до самой операционной. По пути она заглянула в комнатушку, где спали не дежурившие медсестры. Там на единственной кровати лежала Светлана Рябцева, сменщица Елены Ивановны. Значит, мама в операционной. Правда, есть еще одна сменщица, но думать о худшем не хотелось. Женька решительно потянула на себя дверь.
– Ты куда?! – ахнула санитарочка Зина, пытаясь преградить Женьке путь.