Дожить до весны

– Зачем? – почувствовав что-то новенькое, поинтересовался старик, череп которого скорее похож на пособие по анатомии для изучения скелета, чем на голову живого человека.

Первой женщине внимание понравилось, стала говорить громче.

– Саму обложку можешь сжечь, а картон, что под ней, размочи хорошенько, отожми и котлеты сделай.

– Да ну? – усомнился старик.

– Вот вам и ну! Говорю же, съедите за милую душу.

– Ага, осенью вон про лепешки из горчицы твердили. Моя соседка попробовала, так насилу спасли. Пару кусочков всего съела, а криком изошла от резей в животе. Врачиха сказала, что чуть больше съела бы, и все, уже не спасти.

– Плохо вымочила и промыла. Нужно было порошок семь раз водой промыть, чтобы и вкуса горчичного не осталось. Тогда есть можно, – сообщила старушка.

Очередь живо принялась обсуждать, что можно есть, а что не стоит даже пробовать. Умирать от резей в животе не хотелось никому.

Пришли к выводу, что клей столярный готовить нужно осторожно, а то если слишком густо заварить, то и внутренности склеятся. Ремни и кожаные вещи вроде перчаток больно долго варить приходится, на них дров не напасешься, хотя навар хороший даже из небольшого кусочка получается.

До войны Мюнхенским пищевым институтом руководил профессор Цигельмайер, светило не только немецкой, но и мировой науки, до тонкостей знавший потребности в пище человеческого организма. Во время войны он был заместителем интенданта немецкой армии.

Когда взять Ленинград с первой попытки не получилось, а войска потребовались на другом направлении, профессору было поручено обоснованно ответить: как долго смогут выживать ленинградцы без достаточного количества пищи. Немецкая разведка имела полные данные о запасах продовольствия в Ленинграде.

Обстоятельный немецкий профессор составил обстоятельный же доклад, утверждая, что при имеющихся запасах продовольствия в осажденном городе никакой необходимости рисковать жизнями немецких солдат, штурмуя Ленинград, нет. Население само вымрет довольно быстро. Цигельмайер дотошно рассчитал, как будет происходить вымирание города, кто не выдержит в первую очередь, как скоро Ленинград опустеет окончательно. О том, что будут работать заводы и фабрики, речи вообще не шло, разве можно работать при столь скудном рационе?

Такой подход Геббельс в своем дневнике назвал «почти научным методом уничтожения Ленинграда».

Разве мог профессор Цигельмайер предположить, что если шубу тщательно побрить, порезать на кусочки и их выварить, то можно получить вполне съедобный суп! Или что в холодец из столярного клея непременно надо добавить лаврушку или гвоздику – чтобы не так горчило. Или что картон из старых книг годится на котлеты… а шлифовальное масло можно использовать вместо растительного… леденцы делать из земли, пропитанной патокой от сгоревшего на Бадаевских складах сахара… из нее же варить повидло…

Ленинградцы опрокинули все расчеты профессора, ему несколько раз пришлось вводить новые коэффициенты, проводить опыты с голоданием, но так и не удалось раскрыть секрет стойкости жителей осажденного города.

– Жень, надо на толкучку идти, – со вздохом объявил Юрка. – У нас денег не осталось совсем. Да и продуктов тоже. На одном хлебе долго не протянем.

– А кто менять будет?

Женя помнила свой опыт похода на Мальцевский рынок, когда они с бабушкой попытались купить масло, вернее, уже тогда обменять на масло что-то из одежды. Торговки наглые, уверенные в своей правоте и даже щедрости, заламывали такие цены за продукты, что бабушка, махнув рукой, повернула обратно после третьей попытки сторговаться. Торговка посмеялась вслед:

– Да мне ваша шуба без надобности, вам же лучше сделать хотела.

У Титовых не было драгоценностей, золото и бриллианты не в чести, а вот хорошей одежды и ценных вещей немало, но не как у Гольдбергов – подделок под старину, а настоящих старинных часов, посуды, предметов обихода. Просто бабушка любила качественное, утверждая, что оно выгодней, поскольку прослужит дольше.

Титовым не прослужило, хотя весьма пригодилось. Все это было продано, вернее, обменяно на продукты. Шубки, шляпки, ботинки, боты, кофты, блузки и мужские костюмы, как и ручное зеркало, щетка для волос с серебряной ручкой, пудреница и прочее на рынок не выносились. Было достаточно написать объявление и вывесить на видном месте, чтобы появились покупательницы.

После первого же объявления, написанного Женькой красным карандашом на тетрадном листке в клеточку, к ним явилась простецкого вида женщина, глаза которой так и бегали по сторонам. Бабушке это страшно не понравилось, но обмен был достаточно выгодным и необходимым, они получили топленое масло, отдав большой отрез креп-жоржета отменного качества. Однако на вопрос, нет ли еще чего-то, последовал ответ, что больше ничего нет.

– Ну так я еще зайду, может, найдете чего, – усмехнулась женщина, сворачивая отрез ткани потуже, чтобы затолкать его под свое пальто.

– Зачем ей это барахло? – удивлялась бабушка, но постепенно именно к Евдокии и перешли все вещи Титовых, даже большой пузатый самовар.