Доживем до понедельника. Ключ без права передачи

– Да-да, – продолжал Николай Борисович, – сжег! И оставил на месте своего преступления – я говорю это слово вполне серьезно, в буквальном смысле – вот это объяснение. Дерзкое по форме и невразумительное по существу.

Листок он передал Мельникову. Илья Семенович отошел с ним к окну и стал читать.

– Я не буду говорить о том, какую жестокую, какую бесчеловечную обиду нанес этот… субъект Светлане Михайловне. Не буду пока говорить и об идейной подкладке этого безобразия; это – впереди… Меня интересует сейчас одно: кто это сделал? Надеюсь, мне не придется унижать вас и себя такими мерами, как сличение почерков и так далее…

– Не придется! – вспыхнул Генка и встал.

– Ты, Шестопал?

– Я.

– Пойдем со мной.

– С вещами? – мрачно пошутил Генка, но никто не засмеялся.

– Да-да, забирай все. – Николай Борисович протянул руку за листком к Мельникову.

– Ознакомился?

Не ответив, Илья Семенович вернул ему эту бумагу.

Мертвая тишина в классе.

Скорбным изваянием стоит в дверях Светлана Михайловна, так и не проронившая ни слова.

Генка собирал свои пожитки.

Вдруг Николай Борисович увидел Наташу.

– А вы, Наталья Сергеевна, каким образом здесь?

– Мне разрешил Илья Семенович…

– Ах так! Ну-ну.

Ни на кого не глядя, Генка пошел с портфелем к двери.

Директор вышел за ним.

Еще раз оглядев класс и кивая каким-то своим мыслям, последней ушла Светлана Михайловна с полосой копоти на лбу, напоминающей пороховую метку боя…

А Мельников, похоже, совсем забыл об уроке – его утянули за собой те ушедшие трое, явно же не разобрался он с ними, не закончил. Вот и нечем пока ответить на вопрошающие взгляды ребят и Наташи; если и слышит он, как нарастает в классе гул, то для него это ропот возмущения против его невмешательства в ЧП, рассказанное директором.

А чем возмущаться? Да, невмешательство – но просвещенное же, высоколобое, рассеянное, не успевающее просто переключиться с горящего «Очакова» на пепел от каких-то полуграмотных сочинений… А что, должна быть непременно охота переключаться туда? Он историк. Сам предмет – неужто не ограждает его? Безоговорочная любовь к предмету? Мысленное пребывание на месте П. П. Шмидта – нешто не освобождает от скандальчиков сугубо местного и сиюминутного значения?

…Так допрашивал себя Мельников, и внутренний этот голос его набирал сарказм, иронию, злость! Класс же не держал против него зла в эти минуты; просто девятый «В» обалдел маленечко – и теперь, стряхивая оцепенение, лишь начинал соображать, кем и чем надобно тут возмущаться…

– О чем я говорил? – спросил наконец Мельников с усилием.

– Про пятнадцать строчек, что это немало, – подсказала Рита.

– Да-да.

Он взял со стола книгу, но глядел поверх нее, медлил… И вдруг, решив что-то, вышел из класса…

Все замерло, а потом загудело тревожно:

– Он к директору пошел, да? Наталья Сергеевна?

– А куда ж еще-то! – опередил Наташу Михейцев. – Братцы, Шестопальчику хана – это точно!

– А зачем сжигал? Не посоветуется ни с кем – и сразу сжигает…

– Это все для оригинальности! Лишь бы повыпендриваться!

– Ребята, тихо! – заклинала их Наташа.

Однако страсти слишком долго консервировались, им нужен был выход.

– По себе судишь-то! – кричали тому, кто заклеймил Генку.

– Он объяснение написал, почитать надо…

– Нет, а вообще-то он психованный.

– Сама шизик.

– Я-то нормальная. Я, может быть, без одной ошибочки написала, это у меня, может быть, лучшее сочинение за два года! Пусть он мне теперь отдает мою пятерочку! – наседала на Михейцева, главного Генкиного адвоката, одна голосистая блондиночка.

– Тоже мне Герострат, – высказался Костя Батищев.

– Кто-о?! – оскорбился Михейцев. – Ты выбирай слова-то!

– Да тихо же, вы! – умоляла Наташа, и в ее положение вошел Сыромятников: он стал ходить по рядам, раздавая звонкие щелбаны всем, кто был особенно горласт.

Некоторое успокоение эта мера принесла.

– Послушайте, – сказала Наташа, и на сей раз послушались, замолчали все. – Я думаю, просто рано спорить. Сначала надо понять кое-что. Смотрите, какая странная вещь: девять лет вы учитесь рядом с человеком и не знаете о нем самого главного.

– Кто, мы не знаем? Очень даже знаем. Он честный, – сказала Надя Огарышева и поглядела на одноклассников: может, возражения будут? Нет, не возразил ни один. Очень веско она это сказала.

– А если честный… – Наталья Сергеевна не закончила фразу: эта предпосылка рождала выводы, непедагогичные и далеко ведущие…

И все это поняли.

– А знаете, чего я слыхал? – объявил неожиданно Михейцев. – Что наш директор Илью Семеныча из окружения вытащил, раненого…

– Говорят, – не опровергла Наташа.

– Наталья Сергеевна, а правда, что Илья Семенович уходит от нас?

– Как уходит? Откуда вы взяли?

– Говорят. Даже говорят, что он заявление уже написал…

У Натальи Сергеевны был такой растерянный взгляд, что Света Демидова сразу поспешила на помощь:

– Врут, наверно! Не верьте, Наталья Сергеевна, это все сплетни!..

* * *

Из кабинета директора школы вышли Мельников и Генка. Молча стали подниматься по лестнице.

Илья Семенович оглянулся: за ними возникла Светлана Михайловна, кашляя и брезгливо держа поодаль от себя сигарету.