Доживем до понедельника. Ключ без права передачи

– Я часто думаю, – вздохнула она, – может, это просто чванство, просто дурацкое домогательство, как у алкашей, вроде «Ты меня уважаешь?!» – хотеть, чтобы смотрели на нас, запрокинув головы, снизу вверх? В старших классах… Кто мы? Не академики же Королевы, не Ландау, не Товстоноговы, не Шостаковичи! Уважение – его разве выклянчишь? Или выдавишь страхом? Черта с два! Снизу вверх – не выходит: очень выросли ребята, акселерация! Ведь не потому же я выше их, что они сидят, а я стою на уроке!

– Ну?

– Вот вам и «ну»! – совсем как девчонка, огрызнулась она «без чинов». – Когда вдумываешься, какая у нас работа, – ведь жутко бывает, иногда прямо взмолишься: чтоб послал кто-нибудь ума, храбрости, таланта… Вот этих ваших «гарантий» как раз!

– Вам уже послали, я узнавал, – самым серьезным и доверительным тоном пошутил Назаров и нажал в магнитофоне клавишу «стоп».

* * *

Во дворе все так же мерзли Юля и Майданов. Но теперь к ним присоседились Смородин, Адамян и Колчин.

В «примкнувшем к ним» Колчине вдруг проснулось человеколюбие, он заявил:

– Несправедливо. Я уже два раза обедал, а вы – ни одного…

Алеша засмеялся, потом сказал Юле:

– Действительно, Юль, двигай домой. Ты уже синяя, и это упрямство ничего не решает…

– Если надо, я могу за всех вас постоять, – развивал свою мысль Колчин. – Я только не пойму, чего мы такие пассивные. Надо заступиться? Так давайте зайдем и скажем, что надо. А так стоять…

– Мы ж не знаем, какой там разговор, – сказал Майданов. – И вообще, Колчин, ты откуда взялся?

– Я? От соседки. Я у нее второй раз обедал…

Тут из парадного вышел директор. Направился к «москвичу». Отпирая дверцу, заметил их, вгляделся…

– Это вы? – Он подошел поближе. – На страже чего стоите?

Они молчали.

– Баюшкина, ты вот что… Магнитофон свой возьми и скажи маме – спасибо, не пригодился… Передашь?

– Да.

– Следовательно, похищать его у меня было не только опасно, но и бессмысленно!

Пауза.

– Что-то я еще хотел сказать? Да! Хочу прочесть ваши последние сочинения на вольные темы. Дадите?

– Вы директор, – удивленно сказал Адамян. – Команда будет – сдадим!

– Ты не понял… – Назаров, несколько уязвленный, отвернулся и увидел, как в арку этого дома въехало такси, как неуверенно миновало один подъезд, другой… – Баюшкина, твоя мама легка на помине, – мрачно сообщил он.

– Где?! – Юля спряталась за майдановскую спину. – О, черт!

Из машины вышли Баюшкины, муж и жена. Они сверились с бумажкой и отыскали нужный подъезд. Стоящих на горке они не разглядели, да и было уже довольно темно.

– Вот видишь, – пробубнил Майданов. – Сама их до этого довела.

Назаров двинулся к парадному, в котором скрылись Баюшкины:

– Надо, братцы, взять огонь на себя. С Марины Максимовны хватит на сегодня!

– И вам не надо, Кирилл Алексеич, – заявил Алеша. – До каких пор Юльке вешать свои проблемы на других?

– Баюшкина, прими меры! – потребовал и Адамян.

Юля сверкнула глазами:

– Сама знаю, не подсказывайте! – и побежала с горки.

* * *

В парадном Юлька запрокинула голову и услышала:

– Тебе заходить не надо, я сам, – хмуро говорил отец. – Ты уже свое дело сделала…

– В каком это смысле? – на высокой ноте спросила мать.

Юля не дала им доспорить, крикнула:

– Папа! Спускайтесь… я здесь!

Всхлипнула, запричитала, зацокала по ступенькам мама…

* * *

Конвоируемая родителями, Юля влезла в такси, утвердив магнитофон на коленях. У Клавдии Петровны опухли глаза, она, кусая уголок промокшего носового платка, искала Юлиного взгляда:

– Я ведь с ума сходила… доченька!.. Я на все готова была… буквально… Ну посмотри ты на меня!

– Теперь обратно, пожалуйста, – сказал шоферу отец; он, наоборот, избегал глядеть на дочку.

Развернулись, обогнули директорский «москвич»… Через заднее стекло Юля не махала прощально, она лишь успела порадоваться тому, что оставляет своего Майданова в хорошем обществе…

Перевод с английского

^{Киноповесть написана в соавторстве с Натальей Долининой}

Я был лживый мальчик. Это происходило от чтения.

Исаак Бабель

1

На доске оставались чертежи – следы геометрического рассуждения. А за партами сидели трое взрослых: две женщины, один мужчина.

– Да что говорить? Способный. И сам это знает! – сказал мужчина с огорчением. Так, словно засвидетельствовал чью-то бездарность.

Учительница, у которой были нервные руки и сожженные разноцветными красителями волосы, заговорила раздумчиво и с улыбкой:

– Можно мне? Я, знаете, поделила бы урок на две части: на актерскую, так сказать, и на зрительскую. То, что было «на сцене», мне понравилось. У вас есть редкое качество – вы обаятельны у классной доски!

Тот, кого обсуждали, был длинноногий, спортивного вида парень в вельветовой куртке с молниями, которая сообщала ему нечто от свободного художника. Это Дудин Виталий – студент педагогического института; он здесь на практике. Слушал он разбор своего урока со смущенно-снисходительной улыбкой.

Учительница продолжала: