От этого произошел непонятный шум: оказывается, Сыромятников подслушивал и получил за это сногсшибательный удар дверью по лбу!
Вот он сидит на полу, вокруг все ребята над ним смеются. И Наташа. И сам Илья Семенович. А Сыромятников, вольно разбросав свои длинные ноги, сперва хотел изобразить тяжкие увечья, но передумал и оскалился всей лошадиной прелестью щербатой своей улыбки:
— Законно приложили!..
Проходивший мимо первоклассник Скороговоров окликнул его сзади благоразумным голосом:
— Дядь, вставай, простудишься.
Ключ без права передачи
Киноповесть
Большинство ребят еще не знало Назарова в лицо. И он не вызывал к себе особого интереса, когда шагал среди половодья перемены рядом с замдиректора по воспитательной части. Чей-то родитель или чей-то представитель — так, наверное, думали, если думали о нем вообще.
— Полагалось бы собрать всех в актовом зале, — сказала ему Ольга Денисовна. — И представить вас… И чтобы вы сказали небольшую «тронную речь».
— Это обязательно? — спросил он с заметным отсутствием энтузиазма. — А я уже стал знакомиться в рабочем порядке. С каждым классом в отдельности.
— Можно и так, ваше право… Федорук! Юра! — окликнула она парня, который, опережая их, толкнул Назарова.
— Чего?
— «Чего»!.. — горько повторила она. — Извиниться полагалось бы.
— Извиняюсь.
— «Извиняюсь» — это, значит, ты сам себя извиняешь. А как надо?
— Простите, пожалуйста…
— Что ж ты мне говоришь? Ты толкнул Кирилла Алексеича — ему и скажи. — Ольга Денисовна, воспитывая Федорука, заодно и Назарову давала урок завидного педагогического упорства.
— Извините, пожалуйста, — жестоко скучая, повторил мальчик теперь уже незнакомцу в кожанке. — Можно идти?
— Идти можно. Бежать сломя голову — нет. Да еще в такой обновке — жалко ведь… — (У Федорука были сверкающие, только из магазина, ботинки.) — Хороши! Поздравляю!
— Спасибо… — мальчик светло сконфузился и исчез.
В тот момент выяснилось, что величавое одутловатое лицо Ольги Денисовны с застывшей в глазах укоризной может бывать добрым и домашним — оно просто нечасто позволяет себе ямочки и улыбки.
— Стало быть, с каждым классом в отдельности, — вернулась она к прерванной теме. — Это дольше, зато основательнее, понимаю. Да, вы отметьте себе: завтра совещание руководителей методобъединений… Ну-ну, не смотрите так, никто пока не ждет от вас указаний, предложений… Просто будем вводить вас помаленьку в курс…
Назаров улыбнулся:
— Спасибо, что «помаленьку»…
Гвалт перемены мешал разговору.
— Вот что, Кирилл Алексеич, — вздохнула Ольга Денисовна, взяв его под руку и выводя на лестничную площадку. — Школа уже давно без хозяина. Строго между нами: Серафиме-то Осиповне полагалось бы уйти намного раньше: она ведь начала слепнуть два года назад!
— Вот как?
— Да, и это скрывалось… Память, чутье, опыт — это все было при ней, и все-таки… Некоторые, знаете, широко-о пользовались тем, что она в потемках!
— Ребята?
— Не только…
Тут дали звонок, Ольга Денисовна развела руками и оставила Назарова.
Вот он «у себя» — в директорском кабинете. Здесь уютно. Стол превосходный, книги, сейф, телевизор — работайте, тов. Назаров! Из кресла на него удивленно таращится кошка. Пушистая, раздобревшая, цвета кофе. Вот она здесь действительно «у себя».
— Брысь!
Уступая ему место, кошка усмехнулась вопреки всякому правдоподобию… Он сел в нагретое ею кресло и стал листать перекидной календарь.
Здесь почерком учительницы начальной школы старуха напоминала себе, что надо сделать, о чем хлопотать. Тут и Горсовет, и металлолом, и доклад где-то, и дежурство в буфете, и несколько раз слово «продленка» с восклицаниями, и сигнал, что «во 2-м „Б“ читают медленно!».
А под стеклом на столе — несколько фотографий «бабы Симы» с детьми, с выпускниками… Видно, как она старела, как по-совиному глядела сквозь очень толстые стекла в последние годы.
Календарь под рукой Назарова открылся на апрельском листке с такой записью:
Этот сигнал уже внятен ему. Листок Назаров выдрал и положил во внутренний карман кожанки — на память.
И закурил. Даже если судить только по этому календарю — «не соскучишься»…
1. Кем быть? (обоснование твоего выбора).
2. Ты оптимист или нет? Почему?
3. Почему провалился «Гамлет» в нашем театре драмы?
Прочтя на доске такие исключительно свободные темы сочинений, десятый «Б» не удивился: это было в знакомом стиле Марины Максимовны. А она все же надеялась озадачить их, раздразнить. Что-то задиристое посверкивало в ее глазах и пружинило в походке. У нее мальчишеская стрижка, худая шея, великоват рот, косметики — ноль. Глаза говорили как-то очень явно и серьезно о «присутствии духа» в небогатом ее теле, — так что мужчин это могло даже отпугивать, но художник не прошел бы мимо.