Доживем до понедельника. Ключ без права передачи

Назаров трогал указкой нарисованный дорожный знак, глядя на Алешу Смородина. Тот стоял, от него требовалось этот знак истолковать.

— Ну?

— Запрещен разворот? — гадал Алеша.

— Пальцем в небо. Майданов!

— Преимущество в движении встречного транспорта, — спокойно, с ленцой сказал Майданов.

— Так, дальше. — Указка касалась другого знака. — Смородин!

— Не знаю, — сознался Алеша и сел, хотя Адамян подсказывал так, что повторить за ним легче легкого.

— Майданов! А ты постой, Смородин, постой…

— Конец запрещения обгона.

— Так, а здесь?

— Ограничение габаритной высоты… Подряд говорить? Ограничение нагрузки на ось.

— Майдан, ты уже машину, что ли, купил? — спросил кто-то сзади.

— А ты не знал? — огрызнулся он. — «Кадиллак»! Серый в яблоках…

— Тихо, остроумие потом… Смородин. — Директор подошел к нему вплотную. — Стало быть, по запрещающим знакам — ни в зуб ногой. Почему?

— Я уже говорил вам: я никогда не сяду за руль. У меня минус пять.

— Да-да, помню. И ты «неадекватен сам себе»…

— Даже если б разрешили, я бы не сел. Я был бы опасен! — Вдруг он улыбнулся. — Вон тот знак я понимаю…

— Который?

— Крайний слева. Означает «осторожно, дети!».

— Удивил! Тем более, что дети прямо нарисованы… Ну ладно, автомобилизм — дело факультативное, принуждать не могу. Но военная подготовка — это, брат, другое. На днях ты стоял такой же застенчивый, когда задача была — собрать автомат Калашникова. Теперь бы мог?

Алеша молчал.

— Да он же поступит в университет, Кирилл Алексеич! — не выдержал Адамян. — Ему же медаль обеспечена!

Назаров потемнел:

— Это еще не факт, Адамян! Факт, что есть статья шестьдесят третья Конституции СССР… Или выполнять ее — тоже не его мечта?

Алеша, у которого кровь отхлынула от лица, сказал:

— Там про мечту не сказано, в статье шестьдесят третьей… И я же не нарушил ее пока? Ни ее, ни других статей. Так что не надо повышать на меня голос. Если можно.

Назаров выслушал с усмешкой, взгляд его не смягчился:

— А профилактика? Сейчас я даже не про Смородина. Я — про «вечных белобилетников». Про эту установку их. Независимо ни от очков, ни от болезней… Когда молодой человек решает: солдатчина? казарма? хождение строем? Ну нет, увольте, это для других, для менее ценных!.. Симпатичен такой кому-нибудь из вас? Мне — нет.

Раздался звонок. Глядя прямо на Алешу, в глаза ему, Назаров закончил так:

— А про твои заслуги — и научные, и комсомольские — мне известно. И физик тебя нахваливает, и Марина Максимовна… Но в следующий раз я тебя гоняю по тактико-техническим данным, а также сборке-разборке автомата Калашникова. Основательно гоняю. Это ко всем относится! — предупредил и вышел.

Наблюдалось некоторое оцепенение.

Круглоголовый, с тонким голосом Ельцов высказал:

— Парни, а ведь у нас директор еще не обозванный ходит! Кличка Унтер подойдет?

— В смысле — Пришибеев? — уточнил Женя.

Подошел к Алеше Майданов, предложил с неловкостью и поэтому грубовато:

— Взять тебя на буксир, натаскать? Один, два вечера — и будешь иметь у него пять баллов… Он ведь, кроме шуток, может не дать медаль… Даже тебе!

— Спасибо… Это я просто горю на плохой механической памяти, — объяснил Алеша в досаде. — Мозг уже не принимает того, что надо запоминать без доказательств…

— Шериф! — крикнул Ельцов. — Парни, нашел, потрясная кличка… Он же вылитый шериф, ей-богу!

— Это пойдет, — расплывшись, одобрил Адамян, — да, Леш?

Дверь распахнула Таня Косицкая:

— Эй, Мариночка зовет, вместо урока мы будем телик смотреть…

* * *

Ребята шумно возликовали: «Мариночке — слава! Ура!..»

Опять директорский кабинет.

— К вам две мамаши, Кирилл Алексеич. — Алина вошла с этими словами. Томная улыбка на ее губах играла независимо от смысла того, что она говорила или слушала. — И сию минуту из милиции звонили: Додонова из пятого «А» сняли с поезда на Адлер.

— Сняли?! Фу-ты ну-ты… — Назаров откинулся в кресле. — Номер отделения, телефон записали?

— Да.

— Сейчас соедините меня. В Адлер его понесло… В Сочи то есть. У нас ему холодно!

Вошла Марина Максимовна в черном свитере с рукавами, вздернутыми до локтей.

— Можно? У меня просьба, Кирилл Алексеич…

Была в ней стремительность, которую он счел нужным притормозить. Наиграл хмурость.

— Минуточку, присядьте… Алина, пока не забыл: макулатуру, которую таскают маленькие, должен сортировать кто-то взрослый. Прямо скажите библиотекарю, — как ее? Верочка? — что я распорядился. Гляньте-ка, что я сегодня выудил оттуда… — Он предъявил две мятых книжки. — «Птицы России», монография, и Евгений Долматовский «Стихотворения и поэмы»…

— Смотрите, карта выпала… Карта сезонных птичьих перелетов, — живо отозвалась Марина. — Какой же дикарь выбросил?

— Вот давайте не будем на него похожи. Чтоб ни одной серьезной книжки не пропало, понятно, Алина? Лучше мне дарите — у меня дома в основном политическая литература… С пользой перечитаю… Долматовского того же.

— Хорошо, — с улыбкой сказала Алина.

Кажется, над ним уже иронизирует его секретарша. Да еще в присутствии этой женщины!

— А чему вы улыбаетесь? Вы знаете все его стихотворения? И тем более — поэмы?

— Все — нет…