Драгоценность черного дракона (СИ)

В животе скрутился тугой узел. Как будто ей впервой выслушивать такие вот оскорбления.

Она промолчала — и сейчас, и тогда, когда дух потащил её в своем воздушном захвате прямиком к громадине в центре площади. Гончая последовала за ними, цокая когтями по брусчатке.

Отовсюду здесь веяло холодом — от величественных заброшенных залов, перевернутой мебели, выбитых окон, от пустых комнат, — и вполне целых и обставленных, но заброшенных. От тех же, где лежала раскрытая книга и стояла чашечка высохшего чая, валялось небрежно брошенное платье и дорогие шали — и вовсе веяло жутью.

Что с ней теперь будет? Убьет? Замучает? Кто он вообще такой?

Может, милосерднее было вообще покончить собой?

— О нет, милая, так легко ты не отделаешься… Твои преследователи разрушили несколько домов у стены. Учитывая, что таких разрушений здесь не было уже сотни лет… я впечатлен их арсеналом, — кошачьи глаза недобро сощурились.

Они оказались в полупустой комнате с одним топчаном, куда её и заставили сесть. Миг — и ставшие материальными бледные сильные пальцы что-то застегивают на шее и следует страшная команда.

— Сесть!

И тело повинуется само. Она даже слова сказать не может. В голове пусто-пусто, ни одной мысли — и только слепящий животный ужас.

— Ты никогда не покончишь собой.

В чем-то — ещё один страшный приказ.

— Честно и правдиво рассказывай, кто ты такая и что здесь делаешь…

Она одарила мерзавца ненавидящим взглядом, но тот лишь усмехнулся в ответ.

А рот словно сам открылся — и полился плавный рассказ.

О том, как ей посулили защиту от мужчин её общины и большие деньги за кражу хорошо охраняемой вещицы. Как там её уже ждали и убили её напарника у неё на глазах. Как за ней пустились лучшие ищейки иррейна, не давая ни сна, ни отдыха.

— И что же это за артефакт?

Как же хочется вцепиться короткими коготками в это холеную бесплотную морду!

Рука сама собой шарит за пазухой, бережно доставая цепочку кристалла — и дух меняется в лице. Она и не думала, что у бесплотного может быть такая живая мимика!

— Не может быть… Дай! — жадный, полубезумный взгляд — словно перед ним все сокровище мира.

Не хотела бы — и отдала. Клятый ошейник!

А мужчина снова стал плотным, жадно вцепившись в артефакт, длинные пальцы, оканчивающиеся остро-наточенными когтями, погладили замерцавший камень. Вторая рука нелюдя очертила священный полукруг Смерти, коснувшись лба.

— Великий дар Матери!

Он поднял на неё мерцающие глаза, в которых плясало три зрачка, заставляющих вздрогнуть.

— Неужто она привела спасение, после стольких лет… — от горечи в чужом голосе почему-то стало тоскливо.

За окном раздался торжествующий радостный вой сотен глоток, от которого задребезжали стекла.

— Твоих преследователей больше нет, — заметил с усмешкой, — а, что касается тебя…

Истра напряглась, стискивая зубы, и, надеясь даже сейчас до конца бороться за свою жизнь.

Глаза в глаза. И мир вокруг растворяется, оставляя чувство полета.

Кажется, разум помутился, но, чувствуя, как воздушные струи укладывают её на кровать, сквозь пелену пьянящего восторга она ещё смогла услышать тихое:

— Мое имя Гирьенрэ. И я никогда тебя не отпущу, якорь.

Глава 14. Ловушка

Люди жить не могут без того, чтобы не сотворить своему ближнему очередной капкан. Хотя айтири это тоже касается…

Заметки на полях книги из частной библиотеки Повелителя альконов

К столице Яра вышла спустя всего шесть дней пути. Уставшая, пропыленная, с потрескавшимися от усталости и жаркого воздуха губами и счастливой улыбкой до ушей. Город… он пел. Словно ожил, встряхнувшись после долгого сна. А ещё — она впервые ощутила плотную стену отталкивающих чар. Теперь мародеры сюда ни случайно, ни нарочно не смогут забрести. Ласка знакомой магии была более пьянящей, чем бутылка самого дорогого Черного Талгийского. Хвост взвился за спиной выписывая кренделя, губы приоткрылись, рождая тихое приветственное шипение

Пролома в стене больше не было — только впереди маячили мощные огромные створки ворот, оплетенные цветками асфодели. И сердце так разрывало грудь, что хотелось плакать от счастья. Словно с неё спали оковы. Вернулось зрение, став ярче в миллион раз. Её дом. Её судьба. Её столица. Её сердце. И Яра как-то разом поняла, что заставляло выживших альконов сцеплять зубы и терпеть унижения, что заставляло жить и верить в будущее, да даже без веры — выжидать и строить планы.

Свою собственную душу предать нельзя — разве что обмануть — и самому обмануться ненадолго. А, предав, уже не выживешь.

Она низко поклонилась у ворот, не зная, как ещё обозначить свое восхищение и уважение.

«Детеныш… пришла… Крылышки расправила! Смешная. Заходи…»

Донеслось тут же. Её укутало теплом — и ворота беззвучно распахнулись.