Драгоценности Парижа [СИ]

На широких площадях древнего Новгорода шла бойкая торговля товарами из разных стран. Гундосили заросшие черными бородами южане, предлагая заморские сладости, словно отбрехивались от покупателей заносчивые светлорусые европейцы в коротких одеждах, выглядывающие из мастерских с инструментом, на все голоса зазывали к кадкам с соленьями и вареньями, к окорокам с салом, к сочившимся маслом блинам с пирогами русские и принявшие православие татары. Гудел свободолюбивый Новгород, как и тысячу лет назад, бахвалился булыжными с деревянными мостовыми, несмотря на то, что сами новогородцы давно перемешались с окружившими их народами и народностями, даже черты лица раздались вширь, а не остались узкими. Но дух Руси по прежнему витал над городом, заставляя груди вздыматься, а взгляд делаться орлиным. Куда там вертлявым азиатам с дикими горскими племенами, дальше цены на товар ничего не видящими, у новгородцев взор летел в вечность и цель усматривал высокую.

Подъехав к лабазу посолиднее, Дарган остановил коня, спросил у хозяина:

— Скажи, уважаемый, где находится усадьба князя Скаргина?

— Какая усадьба? — рассыпался смехом лабазник. — У Скаргина и дома приличного не осталось, все пустил в карточный расход, да пропил. Вон их избушка, в тупике напротив, — он ткнул пальцем за спину Даргана. — А раньше дворец держали, что на том конце площади.

Казак посмотрел в одну сторону, затем в другую, куда показал торгаш, его спутница с интересом прислушивалась к разговору, она тоже уставилась на венчавший площадь великолепный дворец с колоннами. Он был построен в модном до сменившего его в Европе облегченного ампира стиле барокко с башнями, портиками, основательными колоннами и массивной лепниной под крышей. С балконов свешивались разноцветные головки цветов, в продолговатых окнах виднелись пышные парчовые занавески. Даже медный колокольчик у парадного подъезда был начищен до такой степени, что издали светился золотой звездочкой.

— А ты видно издалека? — продолжал бахвалиться покатыми плечами новгородец. — Табун лошадей у тебя вон какой, да и девка не чета нашим — в штанах, при ванзейской шпаге.

— А тебе какое дело? — насупился Дарган. — На все цену заготовил?

— Да мы на чужое не падки, — засмеялся мужик. — А с лошадьми не к Скаргиным, они ими никогда не занимались.

— Я сказал, что лошади не продаются.

Казак завернул кабардинца в тупик, на который указал лабазник, проехал к аккуратному домику с высоким крыльцом. На ступеньках сидел мужчина в возрасте, с седой окладистой бородой, в руках у него была тонкая трость немецкой работы.

— Доброго здоровья, — обратился к нему Дарган. — Где мне увидеть хозяина?

— Я хозяин, Матвей Иванович Скаргин, — приподнялся мужчина, приложил ладонь к прикрытому длинными волосами лбу. — А вы кто будете?

— Путники мы, из самого городу Парижу, — решил открыться сразу казак.

— Воин, значит. Добили супостата?

— Наполеона Буонапартия уж сослали, на остров святой Елены.

Мужчина оперся на трость, скрипнув хромовыми сапогами, кольнул путешественников острым взглядом из-под густых бровей:

— Разорил меня француз, холопья разбежались, кто в партизаны, кто в вольные края, — со вздохом признался он. — А соседушки тут как тут, землицу скупили, потом и усадебку пришлось заложить.

— Нам говорили.

— А что еще набрехали?

— Что вы в карты проигрались.

— Хотелось вернуться к прежнему положению, а получилось наоборот, — не стал отпираться мужчина. — Проигрался, пропился, было дело, теперь в этом домике век добиваем.

— А дети у вас есть? — как бы между прочим поинтересовался Дарган. Он ехал с намерением вернуть сокровища их владельцу, но тут возникли сомнения.

— Дети по миру пошли, один на базаре торговлей занимается, а второй в Нарве толмачеством с немецкого промышляет, — мужчина откинул волосы со лба, разоткровенничался. — Мы бы поднялись, да супостаты выгребли фамильные драгоценности, теперь мы мещане, несмотря на дарованную еще Иваном Калитой грамотку. А Иван Грозный в одна тысяча пятьсот тридцать шестом году произвел нашего прапрадеда в княжеский титул.

— А сейчас вы не пьете? — пристально всмотрелся в худощавое лицо собеседника Дарган.

— С этой бедой я справился сам, — тоже присматриваясь к путникам, ответил тот с твердыми нотами в голосе.

— Тогда у нас к вам дело.

На крыльцо вышла миловидная женщина в кокошнике и в одеждах из парчи, из-под подола длинного платья выглядывали носки праздничных сафьяновых туфель. Всем своим видом она как бы старалась показать, что дух древнего рода умирать в ней не торопился. Оглянувшись на хозяйку, мужчина вскинул окладистую бороду:

— Серьезные дела на улице не решаются, пожалуйте в наши хоромы, дорогие путники.