Дракон из Трокадеро

Он пошел дальше, опять остановился и прислушался. Ничего.

Внимательно вглядевшись в окрестности, он сказал себе, что для ловушки место представляется просто идеальным и относится к числу тех, которые он выбрал бы и сам. Мэтью уже собрался было спрятаться под сенью крохотного островка зелени в небольшом садике смотрителя шлюза, освещенного молочным светом уличных фонарей, но тут звук повторился. Уолтер, как дикарь, не раздумывая бросился на силуэт, притаившийся меж двух пакгаузов, занес руку и ударил. Раздался крик, силуэт рухнул на землю. Мэтью зарычал и увидел в переплетении света и тени окровавленное женское лицо. В нос ударил запах дешевого одеколона. Он оттащил тело от кучи нечистот, в которую оно упало. Женщина была оглушена, но дышала. Он прислонил ее к груде ящиков. Кричащий макияж и одежда не оставляли ни малейших сомнений касательно ее профессии – уличная проститутка.

Справа послышалось какое-то царапанье. Мэтью молниеносно обернулся. На него в ужасе смотрела еще одна публичная девка. Уолтер повернулся и бросился прочь от канала.

Глава двенадцатая

Суббота, 28 июля

Канал с плеском нес свои воды. Губка плыла, отдавшись на волю течения. Над ней проплывали облака и ивы. Вдруг рядом села стрекоза с примятым крылышком. Она неумело держалась на поверхности, рискуя в любой момент пойти ко дну.

Айрис торопилась написать продолжение сказки, пребывая в полной уверенности, что ей вот-вот кто-нибудь помешает.

– Мама, я хочу взять моего медвежонка Клодена на Выставку, но папа говорит, что я его потеряю. А вот Артур берет своей клетчатый носовой платок, который засовывает в ухо каждый раз, когда сосет палец. Это несправедливо!

«Я так и знала, – подумала женщина. – Спокойно нельзя и строчки написать. Никакого уважения к моей работе, к тому же, они вообразили себе, что это всего лишь приятное времяпрепровождение, что-то вроде английской вышивки. Вот когда Жозеф строчит свои романы, чтобы потом публиковать их в газете, его нельзя беспокоить никому! Хотя если откровенно, то я не говорю им о своих творениях и показываю их только тогда, когда заканчиваю».

– Хватит хныкать, маленькая моя, а то мы опоздаем. Положи своего плюшевого друга вот в эту сумку. Если ты его потеряешь, то бюро находок тебе его не вернет – оно будет закрыто! – заявил Жозеф.

– Какая муха укусила Эфросинью, что она решила потащить их туда в тот момент, когда небо затянули свинцовые тучи! Вода хотя бы будет?

– Дорогая, Париж – не пустыня Гоби, и бьюсь об заклад, что матушка, опасаясь обезвоживания, притащит с собой добрый бидон муниципальной водички!

Они поцеловались. Как только за Жозефом и детьми закрылась дверь, Айрис достала из-под подушечки блокнот и открыла его.

– Садись на меня! – закричала губка.

Сделав над собой последнее усилие, стрекоза скользнула на ее шероховатую спину.

– Спасибо, ты меня спасла!

Айрис захлопнула бювар и завинтила крышечку чернильницы, охваченная горькими сожалениями. Ей вспомнилась юность и девичьи надежды. Она не собиралась следовать принятым в обществе условностям и хотела, как стрекоза, взлететь на собственных крыльях. Пылкая страсть – да, но брак – никогда. Свобода и богемная жизнь, наподобие той, что вел Морис Ломье, художник, когда-то за нею ухаживавший. Но ведь он тоже отрекся от прежних взглядов, остепенился, женился, стал отцом и торговцем картинами. Неужели это общий для всего человечества удел – отказываться от обещаний, которые ты лелеешь в течение долгих лет бунта против взрослых? Неужели люди безумны до такой степени, что убивают в себе ребенка, которым они когда-то были?

Айрис в который раз спросила себя, любила ли она мужа и детей или же была к ним безразлична. И вдруг представила себе, что они остались без еды в самом центре пустыни Сахара.

«Идиотка! Ты их обожаешь! Тебе просто нужно немного покоя!»

В утешение ей на подоконнике зачирикал воробей.