— Не повышай на меня голос! Если обратиться к королеве-матери, она способна избавить тебя от обета, — она вскочила с кресла и направилась к выходу с быстротой камня, брошенного на вражеский редут. Остановилась у двери, постучала пальцами по двери, как кошка, что царапается, когда хочет попасть внутрь. Испросить милость хозяйки. — Отец будет ждать твоего решения. Мы все будем ждать, Ниара. Не подведи семью!
— Двуликий не простит!
— Ради Богов, Ниара! — на красивом лице мамы, когда она обернулась с грацией, присущей ей на людях, появилось выражение крайнего неудовольствия. — Мы откупимся пожертвованием. Если страшишься Главной храмовницы, то помни, она всего лишь выскочка. Не чета твоему происхождению.
— И кто же он? Жених Славии?
— Вполне респектабельный молодой человек, — мама просияла. Решила, что я почти согласилась. — Правда, из банкиров, но потомственное дворянство им даровано, а денег столько, что мы все только выиграем от таких родственников. Единственный наследник. Будь милосердна, Ниара!
Мама подошла ближе и погладила меня по лицу, как делала в детстве, когда я ещё была её единственным ребёнком. Знала, что я чувствительна к ласке.
— Ты всё равно выйдешь замуж за избранного отцом, так к чему тянуть? Заживёшь собственным домом, родишь детей и тогда поймёшь меня.
— Я постараюсь не приносить их в жертву.
— Доброй ночи! — мама поджала губы и выпорхнула из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.
— Ваше высочество, — заглянула тут же моя служанка. Из новеньких, я не помню, чтобы она была раньше в нашем доме. — Помочь вам переодеться ко сну?
— Зайди позже, я пока не ложусь. Через два часа.
Она поклонилась и оставила меня одну. Некоторое время я боролась с желанием немедленно спуститься и броситься на колени перед отцом. Он меня выслушает, пожалеет, как всегда, позволит служить и дальше, но потеряет ко мне всякое уважение, а для меня это важнее всего на свете.
Так было раньше, хотелось бы, чтобы осталось и впредь!
Отец был единственным близким, кто любил меня и привечал не ради происхождения, никогда не напоминал о том, что я родилась копией своей прабабки. Равно как и о том, что это стало если не позором, то недоразумением всей семьи.
И вот теперь я должна расплатиться за его доброту.
Странно. Я села на постель и упёрлась локтями в колени. Видела бы маман, сказала бы своё «фи». Аристократка, принцесса крови должна быть другой. Неземной, воздушной, с белокурыми волосами и светлыми как небо глазами. Она должна быть всегда весела, приветлива, но не раскрывать рта, пока её не захотят услышать.
Сначала родители, потом муж и его родня. Я даже не знакома с этой роднёй, но судя по традициям они будут считать меня облагодетельствованной. Может, к моему счастью, у странного господина и нет никакой родни?
Боги, о чём я думаю?! Уж совсем не о том, что Альберт не стремится остаться со мной наедине, будто ему всё равно, на ком жениться!
Конечно, всё равно. Браки по любви не растут в королевских садах.
Я и сама не заметила, что плачу. Тихонько, совсем по-детски, чтобы никто не услышал, потому что и плакать стыдно. Принцессы не плачут, они всегда довольны и горды своей ролью красивой куклы, рождающей прекрасных розовощёких пупсов.
— Не тревожься, я рядом, — послышался его голос, и крепкие руки обняли меня за плечи.
Я встрепенулась, попыталась посмотреть на чужака, посмевшего бесшумно прокрасться в мою спальню, но всё тщетно. Меня сгребли в объятия и принялись целовать. Жадно и страстно, а я сопротивлялась, шептала «пустите», вовсе не желая избавиться от плена.
— Я нужна тебе? Вот такая, как есть?
Он разомкнул оковы, в которые сковал меня, и глянул в лицо. Откуда-то в его руках появился платок, и Дениел, как странно, что его имя откликается в груди шипящим туманом, в котором мне хотелось укрыться от всего мира, принялся аккуратно вытирать мне слёзы.
— Нужна. Сама это знаешь. И я не отступлюсь, даже если будешь гнать от себя. Но ты не будешь, верно, Ниара?
— Так странно. Раньше мне никто не был нужен. То есть, не семья, а кто-то другой.
— А сейчас?
Он наклонился так низко, что я видела своё отражение в его глазах.
— А сейчас нужен, — только и пролепетала я, презирая себя за слабость, дрожь в руках и путающиеся мысли, что превратились в локоны на ветру, выбивавшиеся из причёски?
Я смотрела ему в глаза и ждала. И трепетала.
Он аккуратно обнял меня, но я понимала: даже если захочу, не вырваться. И радовалась своему падению, о котором никто никогда не узнает.
Это будет моя маленькая месть, моя тайна.
— Помнишь, я говорила, что будь на её месте, не струсила бы? Я лгала, я тоже трусишка.
— Нет, Ниара. Ты смелая и настоящая. И я тебя никому не отдам.
Больше мы не разговаривали. Всё случилось так естественно и длилось столь долго, что я отдала бы полжизни, чтобы запомнить всё в подробностях.
Ранее брачную ночь я представляла себе иначе, более тожественно, чуть более нежно и уважительно, но так даже лучше. У меня не было брачного венца, зато было море. И небо, и звёзды были.
Мне ли страдать?