– Ты же собирался вздремнуть?
– Ну да, уснешь здесь! Глупая гусыня! Совсем меня взбаламутила. И все будет именно по-моему. Понятно, Эллери?
Но получилось совсем по-другому. В тринадцать минут второго к ним снова постучали, и в дверях возникла не девушка, а мечта, которую господь бог одарил пышным телом и, золотыми волосами. Ростом она была почти с Эллери и имела фигуру танцовщицы варьете из последнего ряда: длинные мускулистые ноги, крепкие бедра и высокая грудь. Одежда ее отличалась экстравагантностью: короткие штанишки на бретельках, а сверху свободный открытый жакет, который позволял демонстрировать все, что вообще можно было демонстрировать. Волосы на голове были завязаны в узел.
– Марсия Кемп? – сказал Эллери.
– Откуда, черт возьми, вы знаете мое имя? – У рыжей красотки был глубокий хриплый голос с нью-йоркским выговором («Судя по всему, из Бронкса», – подумал Эллери.) Ее зеленые глаза сверкали от гнева.
– Мне вас описали, мисс Кемп, – улыбнулся Эллери. – Входите, пожалуйста. Разрешите представить вам моего отца. Инспектор Квип из нью-йоркской полиции.
– Именно полиция мне и нужна! – воскликнула Кемп. – Никогда не угадаете, что со мной произошло. И главное – где? В доме у Джонни!
– Ну, и что же стряслось? – спросил Эллери, делая вид, будто не замечает взгляда отца.
– Какой-то проходимец стибрил у меня парик!
– Парик? – непроизвольно повторил инспектор.
– Господи, да парик же! Зеленый парик… Причем этот салат на голове обошелся мне в сто пятьдесят долларов. Сегодня утром иду я на завтрак или на ленч… все равно… не знаю, а когда возвращаюсь, парик-то уже тю-тю… усекли? Это событие так подействовало на мою нежную душу, что мне просто необходимо выпить… чистого «Бурбона».
Эллери налил ей такую порцию, которая свалила бы с ног полковника из Кентукки, но она проглотила ее, словно молоко, и опять протянула ему стакан. Он вторично наполнил его до краев. Однако теперь она просто взяла стакан в руку.
– Когда вы видели свой парик в последний раз, мисс Кемп?
– Я надевала его вчера к обеду, вместе с зеленым платьем. Джонни любит, чтобы женщины были в форме. Утром парик еще лежал на туалетном столике, а вернувшись с завтрака, я обнаружила, что там пусто. Если бы Джонни не был так чувствителен к разным скандалам, я бы переворошила все вещи этих вонючих потаскух… Не могли бы вы помочь мне отыскать его, Эллери? Как-нибудь незаметно? Чтобы Джонни не узнал.
– Может, вы сами засунули его куда-нибудь? – с надеждой спросил Квин-старший.
– Помилуйте, инспектор, кому же в голову придет засовывать куда-нибудь парик?
– Платье и парик, – произнес Эллери, когда они избавились от общества рыжеволосой танцовщицы. – Две бывшие жены лишились по одной вещи. Значит, логично было бы предположить, что и третья…
– Ах, мальчик, мальчик! – с упреком сказал инспектор, хотя и не вполне искренне. – Лучше вспомни о своем обещании.
– Я все понимаю, отец. Но ты должен признать…
Эллери и вправду становился сам собой: походка сделалась пружинистой, глаза сверкали былым огнем. Инспектор решил утешиться мыслью, что на сей раз проблема была совсем несложной, а значит, Эллери успеет еще хорошенько отдохнуть.
И когда Эллери во второй половине дня сказал: «Послушай, отец, если вся эта история имеет хоть какой-нибудь смысл, то и с третьей женой должно случиться нечто подобное…» – инспектор только ответил: «Я забираю удочки и иду на ручей, мой мальчик».
Позади главного здания был устроен бассейн длиной в шестьдесят футов. Пока его еще не освободили от зимнего тента, но садовая мебель на террасе уже стояла. Там в шезлонге грелась на солнце Элис Тирни.
Эллери тотчас же ее узнал. Посещая однажды по какой-то надобности брайтсвиллскую больницу, он видел Элис в форме медсестры. Она была рослой девушкой с отличной кожей, роскошной фигурой и простыми, но приятными чертами лица.
– Мисс Тирни? Вы наверняка меня не помните.
– Ошибаетесь! Прекрасно помню. – Она выпрямилась в шезлонге. – Вы знаменитый Эллери Квин – божий дар Брайтсвиллу!
– К чему же такие дифирамбы? – произнес Эллери и опустился в кресло поблизости.
– Я говорю от чистого сердца.
– Правда? И кто же меня так называет?
– Старожилы в основном. – Ее холодные голубые глаза блестели на солнце. – Правда, некоторые говорят, что дар это не божий, а дьявольский. Но ведь люди, которые все видят в черном цвете, повсюду встречаются.
– Вероятно, они так считают оттого, что преступность в этих местах возросла с тех пор, как я стал здесь появляться. Вы курите, мисс Тирни?
– Конечно нет. И хорошо бы вам тоже бросить… О, черт возьми! Опять я с нравоучениями. Всему виной моя профессия.
Брюки пепельного цвета и такая же куртка никак не красили ее фигуру.
Гладко зачесанные волосы тоже ни с чем не гармонировали. Но все это были мелочи по сравнению с тем обаянием, которое буквально струилось из нее. Только сейчас Эллери понял, что именно Джонни понравилось в девушке.
– Я рада, что вы решились выползти из своего коттеджа, – оживленно говорила Элис Тирни. – Джонни грозился сурово наказать всякого, кто осмелится нарушить ваш покой.