– А кто тебя просил встревать в это дело, и чьему приятелю проломили голову? – прогнусавил его отец. – Ладно, ступай, только не приходи ко мне плакаться, если потерпишь кораблекрушение.
– Вы уверены в этом, Барк? – спросил Нейби, скептически указывая пальцем на отчет.
– Старика Хункера вы знаете, – ответил детектив Барлоу. – Вышел ночью побродить, порядок проверить в поместье. Морис – сама надежность. И если он уверяет, что видел в доме свет, значит, свет там действительно был.
– Что-нибудь пропало?
– Точно не скажу, не знаю.
– Кому же понадобилось соваться туда ночью?
Барлоу, один из новых сотрудников полиции Брайтсвилла, счел вопрос риторическим и промолчал.
– Будет лучше, если я сам еще раз все осмотрю, – решил Нейби. – А пока, Барк, не спускайте глаз с дома. И передайте мой приказ остальным.
На следующий день начальник полиции Брайгсвилла написал инспектору Квику:
«Двадцатого апреля Морис Хункер около полуночи видел свет в доме мистера Бенедикта. Старик утверждает, что отправился выяснить обстановку, но, пока добрался до дома, огни уже погасили и внутри никого не оказалось. Я лично осматривал помещение, но не обнаружил гам никаких следов.
Все было в порядке. Ничего в доме не пропало. Кто бы туда ни наведывался в полночь, он либо был до чрезвычайности осторожен, либо старику Хункеру все померещилось. Человеку в его возрасте может почудиться и не такое. Тем не менее, я счел необходимым сообщить об этом Вам и Эллери».
– Она хочет меня видеть, – прозвучал в трубке голос Эла. – Разумеется, я не буду принимать ее один. Нс могли бы вы тоже прийти, инспектор Квин?
– Минутку, – сказал инспектор. – Эллери! Одри Уэстон попросила Марша о встрече. Говорит, что собирается сделать важное сообщение относительно завещания Бенедикта. Ты не поедешь?
– Конечно поеду! – ответил Эллери.
– Эллери тоже будет, – произнес инспектор в микрофон. – Вы кого-нибудь еще пригласите, мистер Марш?
– Лесли Карпентер. Если речь идет о наследстве, ее эго больше других касается.
– Когда вы договорились?
– На среду, в половине третьего, у меня в конторе.
– То есть на завтра?
– Да.
– Мы приедем. – Инспектор повесил трубку. – Интересно, что преподнесет эта блондинка?
– Я уже тому рад, что у кого-то хоть что-то нашлось сообщить, – заметил Эллери. – До сих пор расследование вообще не сдвигалось с мертвой точки.
Бюро Марша находилось на Парк-Роу, в одном из старых зданий, пропахших сыростью и плесенью. Впрочем, прежде в этих домах жили состоятельные люди.
В первый раз Эллери так и ждал увидеть здесь пожилых джентльменов, разгуливающих по коридорам в костюмах времен принца Альберта, и чиновников с бакенбардами в кожаных нарукавниках и зеленых очках, сидящих на высоких табуретах.
Но он ошибся. Наоборот, в комнатах, отделанных нержавеющей сталью и стеклом, со скрытым внутренним освещением, трудились современные молодые люди.
Котора выглядела очень деловой. Мисс Смит не составляла исключения.
– Они в кабинете мистера Марша. Ждут вас, инспектор, и вас, мистер Квин, сказала она и дважды кашлянула.
Инспектор извинился за опоздание, сославшись на интенсивное уличное движение в Манхэттене, поинтересовался, как остальным удалось прибыть вовремя, и приютился в уголке. Мисс Смит заняла другой угол, закинула ногу за ногу и положила на колени блокнот для стенографирования.
Среди присутствующих Эллери заметил незнакомого человека лет сорока с небольшим, с внимательными колючими глазами и кожей цвета жареной говядины. На нем было обычное одеяние членов «Плейбой-клуба». При их появлении незнакомец сурово посмотрел на часы. Эллери стало ясно, что господин защищал интересы Одри Уэстон, рядом с которой сейчас и находился.
– Думаю, единственный человек, которого ты не знаешь, – сказал Марш Эллери, – это Сенфорд Эффинг, юридический консультант Одри Уэстон.
Эллери хотел было протянуть адвокату руку, но тот нетерпеливо произнес:
– Ну, может быть, теперь мы все-таки приступим к делу?
Марш знаком пригласил Эллери садиться, сам устроился на своем месте и закурил любимую ментоловую сигарету.
– Хорошо, мистер Эффинг, – сказал он. – Мы начинаем. Можете делать ваше заявление.
Эллери улыбкой приветствовал маленькую Лесли Карпентер, кивнул отцу и стал внимательно слушать.
– Мисс Уэстон сообщила мне, – заговорил адвокат, – что в одном из важнейших пунктов завещания Джона Бенедикта наличествует довольно своеобразная формулировка. Вы не могли бы, мистер Марш, зачитать это место? Я имею в виду фрагмент, относящийся к Лауре.
Марш открыл верхнюю половину сейфа, вытащил оттуда рукописный вариант завещания Бенедикта и протянул его Эффингу.
– Все правильно, мисс Уэстон, – удовлетворенно произнес тот. – Бенедикт оставил свое состояние – цитирую: «Лауре и детям». Мистер Марш, что означает здесь выражение «и детям»?
– Детям Лауры, – ответил Марш.
– Но ведь напрямую это отсюда не вытекает, не правда ли?
– На что вы намекаете? – испуганно спросил Марш.
– Формулировка весьма обтекаема. Если бы Бенедикт имел в виду детей Лауры, он бы гак и написал: «детям Лауры» или «Лауре и ее детям».