Дракон в свете луны

– Звучит угрожающе. Теперь понятно, отчего все так вас боятся.

Ли Хон по правую от неё руку ойкнул и поспешил спрятать взгляд от шаманки, но та равнодушно качнула головой – склонила её вправо, потом влево, не отрывая от неё взгляда, будто примериваясь.

– Сильная Ци, – цокнула она языком. – А вот дух слабый, еле держится в теле. И как ты ещё жива.

– Сама себе удивляюсь, – огрызнулась против воли Йонг. – Здесь все приложили немало усилий, чтобы это исправить.

– Вижу, – просто согласилась шаманка. А потом добавила, словно обращаясь вовсе не к Йонг: – Ёнг должен многому научиться, если хочет защитить своих людей и таких, как ты.

Ли Хон издал звук, что-то среднее между удивлением и возмущением, но Йонг не обратила на него внимания, как и на предупреждающий тон шаманки, вовсе к ней не относящийся.

– Вы про Нагиля, да? – устало спросила она, смотря прямо на Лан. – Это он ёнг. Верно?

* * *

Лан оставила юджон-ёнг рядом с принцем и крестьянками и велела отдыхать, а сама двинулась к нагорью в лесу, ведомая драконьим зовом.

Она нашла его у ручья – сажа покрывала неровную поверхность скалистого берега, землю укутал ровный слой пепла от сожжённых в одно мгновение листьев и травы. Раненый воин в рваных одеждах сидел в центре чёрного пятна и хрипел: втягивал ртом остывающий воздух, выдыхал горячие рваные стоны. Рубаха свисала с его плеч лохмотьями, частично скрывая три длинных широких шрама, обнимающих дрожащее тело со спины через правое плечо и доходящих почти до пупка. Два шрама затягивались на глазах, третий, посередине, самый глубокий, с трудом сочленялся жилами в открытой ране поверх голой кости в ключице.

– Я предупреждала тебя, что будет, – сказала шаманка, нисколько не удивившись. – На земле Огня ты слабее, чем где-либо ещё. Твой прошлый трюк и так ослабил защиту лагеря, теперь они беспомощны и открыты.

Нагиль понимал это и сам, почувствовал, едва вернув себе тело, как уходят в холодную после ночи землю остатки сил, как вытягиваются из его тела нити, окружавшие горный хребет и лес перед рекой, и растворяются в ждущей их почве.

– Придержи нотации… – дым вырвался изо рта Нагиля вместе с обрывками слов, – пока я… не восстановлю силы.

– Придётся уходить в другое место, – проворчала Лан, будто не расслышав его. Нагиль вскинул к шаманке затухающий яростный взгляд, но та даже не вздрогнула. – Всё равно юджон-ёнг ты обратно в таком состоянии не вернёшь.

Она вытащила из разноцветного мешочка на поясе пшеничные колоски, стряхнула тут же прилипший к колоскам пепел и провела по дуге над головой Нагиля. А потом протянула ему:

– Вот, съешь.

Он подчинился без прежнего упрямства: взял ослабевшими пальцами три высохших стебля со вздутыми чешуйками и выдавил себе в рот несколько зёрнышек. Проглотил, морщась и недовольно жмурясь.

– Легче?

– Нет.

– Станет легче.

Пока Нагиль приходил в себя и натягивал на схваченное ознобом тело подпалённые лохмотья, в которые превратился его чонбок, шаманка подняла с земли сломанный огнём и ветром сук высохшего дерева и повела им по выжженной земле вокруг воина. Заключила его в ровный круг, взглядом пригвоздив к центру. Нагиль и не двигался – не было сил.

Лан разделила круг надвое, на одну его половину кинула круглый камешек хризопраза: «инь», на другую – осколок изумруда размером с кроличий глаз: «ян». Нагиль сделал глубокий вдох и вытянул вперёд руки, в которые шаманка высыпала горсть бобов.

– Огонь ослабляет Дерево, – произнесла она, медленно облекая гортанные звуки в слова, – Вода его питает.

– Да знаю, – вяло рявкнул Нагиль. Бобы он сжал в кулаке, лучше не становилось.

– Под язык их положи и терпи, – цыкнула шаманка, по третьему разу обходя нарисованный на земле круг. С северной стороны она добавила две длинные черты, с восточной – одну прерывистую и одну длинную, с южной, под пустым взглядом Нагиля, провела две короткие линии.

– Будешь всё рисовать? – спросил Нагиль, когда Лан закончила с западной стороной круга. Теперь его сковывали вычерченные в саже восемь линий, и поднимающийся ветер кружил песок и пепел, закручиваясь в спираль над его головой.

– Если хочешь с руками-ногами остаться, жди и терпи, – отрезала шаманка.

Он и терпел. Пошевелиться не мог, только положил под язык бобы, как приказала Лан, и уронил руки на колени – все в грязных разводах от проступающего пота на натянутой, недавно лопнувшей коже. В суставах зудело, ныли сраставшиеся под жилами кости. Слишком медленно. Он знал, что времени на отдых у него нет, по крайней мере, сейчас, пока юджон-ёнг ходит по его земле. Он знал, что Дракон заберёт у него все силы, если вырвется, и понимал – впрочем, не полностью, – к чему это может привести.

К пустой беспомощности. К злости. К новым потерям, вероятно. Думать о том, как много людей пострадало в лагере, не было сил, и он отбросил эти мысли до момента своего возвращения.