– Замок окружили горожане. С мечами, лопатами, ведрами… кто с чем.
– То есть жители восстали?
– Не смеши меня! Я же говорила про цены на зем… тьфу, про мир и процветание. Хотя, действительно, чего это они с ведрами притащились? Может, пожар тушить, а может, родного дракона скинуть и помародерствовать вволю. Главное, что Мареку и Далену горожане тоже не обрадовались. Дален, впрочем, не растерялся. Пустил стену огня по сухой траве, заволок дымом вход и толкнул нянюшку туда. Та побежала со всей дури, а они там и остались.
– Но как ей удалось выбраться из замка?
– Она отсиделась в каком-то коридоре. Убежала уже под утро, через боковую калитку. А вот что сталось с теми двумя, она так и не узнала. Не утопили, это точно.
– Ну да, утопленнику управлять орденом было бы затруднительно. Интересно, что с ними случилось?
– Доберемся до Галавера – спросим, – я пожала плечами. – Куда интереснее было бы знать, что случилось с драконом!
Квентин помолчал.
– Я надеюсь, его остановили свои же собратья, – наконец сказал он. – Ведь драконы были совсем другими, Лин. Я читал… я слышал. Чтобы построить замок, одним волшебством не обойтись. Ты слушаешь ветер, водишь руками по земле, ощущая каждую жилку. Ты не заложишь фундамент без ритма, такта, любви ко всем, кто будет жить в этих залах. В каждой башне, каждом переходе останется частичка тебя. Если тебе нечего дать – если ты берешь и берешь, как де Вельер – ты мертв. Магия ушла.
– Так она и ушла, – пожала плечами я. – Такие драконы были только в сказках. А потом и сказки изменились. Летит чудовище над городом, пышет огнем направо-налево, дети кричат, старики стонут, и даже у тех, кто покрепче, поджилки трясутся. Магия-то ушла, а власть осталась!
– Думаешь, чудовище с крыльями удовольствуется жизнью простого пахаря? – криво улыбнулся Квентин. – Я бы не стал на это рассчитывать.
– Ну, Первый же отказался от огня… Подожди, а откуда ты знаешь, как драконы строили замки?
– Читал, – пожал плечами он. – Я родился слишком поздно, чтобы увидеть все своими глазами. Об этом, наверное, я жалею больше всего. И… что не смог спасти родителей, когда началась война, – он запнулся. – Извини, я…
– У меня у самой глаза на мокром месте, когда вспоминаю маму, – я коснулась его плеча. – А поговорить не с кем. Мэтр, он учитель, не нянька. А отец…
– Я знаю. Дядя с тетушкой тоже были не лучшими слушателями.
– Представляю себе. Когда нянюшка переехала от нас, первые недели мне казалось, что мир перевернулся: мне вдруг не к кому стало пойти. Правда, потом…
Квентин поднял руку.
– Тихо!
– Ты чего… – возмутилась было я, но, проследив за его рукой, тут же умолкла.
Впереди за березами темнела река, но у берега нас ждала необычная картина. В высокой траве стояли палатки из жердей и мешковины, на веревках сохли плащи и покрывала. Невдалеке лежало горелое пятно – свежее кострище. Голосов отсюда еще не было слышно, но по напряженному лицу Квентина я поняла, что на кружку меда рассчитывать не приходится.
– Идем отсюда. Быстро.
– Думаешь, это разбойники?
– Нет, странствующие филантропы! Хочешь проверить?
Мы быстро шли вперед, так чтобы выйти на дорогу, обогнув лагерь. Солнце осталось сзади, за рекой; вокруг было тихо и сумрачно. Как назло, теперь под ногами постоянно хрустели сучья, а каждая встречная осина норовила ткнуть чем-нибудь острым в глаз.
– Вот уж повезло, так повезло, – пробормотала я. – Шагу не ступишь, чтобы в филантропов не вляпаться!
– Нам повезет, если мы в самом деле не вляпаемся, – бросил Квентин. – Бургомистр предупреждал меня, дурака, а я выкинул из головы! Дилижансы они останавливают нечасто как раз потому, что предпочитают наживаться на путниках вроде нас.
– И что нам делать?
– Тихо пробираться к дороге, что еще? Если, конечно, ты не собираешься делать благотворительные взносы.
– Слушай, – я нагнала его, заглянула в глаза, – откуда у деревенского парня такой запас слов? Простой трудяга-фермер так не изъясняется.
– Библиотека, – коротко ответил он. – Хорошая, но маленькая и старая.
– Это на ферме-то, где пару книг с радостью обменяют на здоровую лошадь?
– Сейчас, наверное, они уже так и сделали, – Квентин тяжело вздохнул. – Но это не имеет значения… не должно иметь. Не думаю, что я туда вернусь.
– Настолько не любишь тетю с дядей?
– Настолько не уверен, что будет с нами послезавтра.
Я обернулась: лагерь уже скрылся за деревьями. Впереди светлела дорога.
– Знаешь, все-таки ты права, – вдруг сказал Квентин. – Идти пешком опасно. Попробуем остановить дилижанс.
– Думаешь, возница остановится? Зная, что тут разбойники?
– Меня больше беспокоят они, чем возница. Ты когда-нибудь дралась на дуэли?
– Гм…
– А не на дуэли?
– Вообще-то в Теми с этим строго, – неохотно сказала я. – Мэтр давал нам уроки с одним лишь условием: не применять эти знания на практике без крайней нужды.
Мы вышли на дорогу, и Квентин зажмурился, подставляя лицо солнечному свету. Я огляделась. Ни разбойников, ни дилижансов на горизонте не было.
– Квентин, а ты смог бы направить огонь на человека?
Он вздрогнул.
– Смог бы. Почему ты спрашиваешь?