Дракула

— Итак, что делать? — Артур был весь в нетерпении.

Ван Хелсинг шлепнул его по плечу:

— Идемте! Вы настоящий мужчина, а это как раз то, что нам нужно… Вы здоровее меня, здоровее моего друга Джона.

Артур смотрел на него с недоумением, и профессор пояснил:

— Юной мисс плохо, очень плохо. Ей нужна кровь, иначе она умрет. Мы с Джоном посоветовались и решили сделать переливание крови. Джон собирался дать свою кровь, он моложе и крепче меня. — (Артур молча сжал мою руку.) — Но теперь вы здесь и, пожалуй, подходите для этого больше нас — старого и молодого, слишком много занимающихся умственным трудом. Наши нервы не так крепки, а кровь не так густа, как ваша!

Артур воскликнул:

— Если б вы только знали, как охотно я отдал бы за нее жизнь, вы бы поняли…

От волнения голос у него сорвался.

— Молодец! — сказал Ван Хелсинг. — В недалеком будущем вы будете счастливы оттого, что сделали все для спасения своей любимой. Идемте и успокойтесь. Вы можете поцеловать ее, прежде чем мы все сделаем, потом вам придется уйти — я подам вам знак. И ни слова ее матери, вы знаете, что с ней, — никаких волнений. Идемте!

Мы пошли к Люси. Артур остался за дверью. Девушка молча смотрела на нас. Она не спала, но от слабости едва могла сидеть в постели. Зато глаза были достаточно красноречивы. Открыв сумку, Ван Хелсинг достал инструменты и разложил их на столике вне поля ее зрения. Затем приготовил снотворное с обезболивающим и, подойдя к кровати, ласково сказал:

— Вот, юная мисс, ваше лекарство. Примите его, будьте пай-девочкой. Я приподниму вас, чтобы легче было глотать. Вот так.

Девушка с трудом проглотила лекарство. Оно долго не действовало. Вероятно, потому, что Люси была слишком слаба. Время тянулось медленно, наконец сон начал одолевать ее, она крепко заснула. Убедившись в этом, профессор позвал Артура, попросил его снять сюртук и заметил:

— Можете ее поцеловать, пока я перенесу стол. Джон, дружище, помогите мне! — И, повернувшись ко мне, тихо пояснил: — Он молод и крепок, кровь у него чистая — нет нужды ее обрабатывать.

Потом Ван Хелсинг приступил к операции и провел ee очень быстро. Во время переливания казалось — жизнь возвращается к бедной Люси. Артур побледнел, но сиял от радости. Однако вскоре потеря крови начала сказываться на нем, несмотря на всю его крепость; я забеспокоился и невольно подумал: насколько же пострадало здоровье Люси, если то, что так сильно ослабило Артура, лишь слегка восстановило ее силы.

Профессор держал в руках часы и сосредоточенно следил за Люси и Артуром. Мне было слышно биение собственного сердца. Вскоре он тихо сказал:

— Достаточно. Ты помоги ему, а я займусь Люси.

Перевязывая Артура, я видел, насколько он ослаб, взял его под руку и хотел увести. Но тут Ван Хелсинг, не оборачиваясь — кажется, глаза у этого человека на затылке, — воскликнул:

— Храбрый юноша! По-моему, он заслужил еще один поцелуй, который вскоре получит.

Покончив с делами, профессор поправил подушку у своей пациентки, при этом, наверное, задел черную бархатную ленту, которую Люси всегда носила на шее, закалывая ее старинной бриллиантовой пряжкой, подаренной Артуром, лента сдвинулась вверх, и на горле показались две крохотные красные точки. Артур ничего не заметил, а у Ван Хелсинга вырвался резкий вздох, что выдало его волнение. Повернувшись ко мне, он сказал:

— А теперь уводите нашего храброго донора, дайте ему портвейну, и пусть он немного полежит, потом едет домой, хорошенько поспит и поест, чтобы восстановить силы. Ему не следует тут больше оставаться. Стойте! Минутку! — И профессор обратился к Артуру: — Понимаю, вас беспокоит результат. Так знайте — операция прошла успешно. Вы спасли ей жизнь, можете идти домой и отдыхать — все, что в ваших силах, вы сделали. До свидания!

Артур ушел, а я вернулся в комнату Люси. Она тихо спала, дыхание ее стало ровнее. У постели сидел Ван Хелсинг и внимательно смотрел на нее. Бархотка вновь прикрывала красные метки. Я шепотом спросил профессора:

— Что вы думаете об этих точках?

— А вы что думаете?

— Да я их толком и не разглядел, — ответил я и сдвинул бархотку.

Прямо над веной виднелись два точечных отверстия нездорового вида: не воспаленные, но с бледными, как будто натертыми краями. Мне пришло в голову, что эти ранки — источник потери крови, но я отбросил эту мысль как невероятную. Судя по бледности Люси, она потеряла столько крови, что вся постель была бы залита ею.

— Ну и что же? — спросил Ван Хелсинг.

— Не понимаю, что это, — честно признался я.

Профессор встал:

— Мне нужно сегодня вечером вернуться в Амстердам. Там необходимые мне книги и вещи. Ты должен оставаться здесь всю ночь, не спуская с нее глаз.

— Может быть, пригласить сиделку?

— Мы с тобой лучшие сиделки. Будь начеку всю ночь; следи, чтобы ее хорошо кормили и ничто ее не тревожило. Только не спи. Выспимся позже. Я постараюсь вернуться как можно скорее. И тогда мы приступим…

— Приступим? — удивился я. — Что вы имеете в виду?