Дрёма

Скрыть происшествие на уровне полка не удалось. Полк словно подменили, от прежней исполнительности осталась одна видимость. Все привычно брали под козырёк и отвечали «есть», но не было прежней лихости, особого офицерского шика. Махнут рукой, как делают гражданские, когда хотят сказать: «Да, ладно, сделаю, только отстаньте от меня», и промямлят себе под нос, что-то невразумительное. Старшим командирам, грозно сводя брови у переносицы, приходилось уточнять:

– Повторите, товарищ лейтенант.

Полк из боевой единицы превратился в распутную бабу: хочу, выполню, а захочу и подумаю трижды.

На следующий день в расположении полка было неспокойно. У штабной палатки в дубовом распадке застыли несколько дивизионных и даже корпусных «уазиков». В них кимарили водители, вызывая зависть у «фронтовиков» своим наглаженным франтоватым видом.

«Большие звёзды» скрылись за брезентовым пологом. Вскоре под конвоем привели Ваню.

О чём там говорили, держалось в секрете. Стоявший у входа часовой отвечал неохотно:

– Орали много. Матерились часто.

Через час из палатки вышли все кроме Вани и начальника караула. Долго курили, обильно забрасывая землю окурками, много приглушённо говорили, напоминая заговорщиков. Говорило в основном начальство, звёзды поменьше подобострастно прислушивались и старались лишний раз не сверкать.

Взвод боевой разведки в тот день вернулся ни с чем. Командир взвода неожиданно запаниковал и решил, что его подразделению угрожает скрытая опасность, боясь засады, он приказал развернуться.

Прибывшие из штаба дивизии офицеры, выслушав доклад лихого командира взвода, многозначительно переглянулись.

– Вот вам, пожалуйста. Результат, как говорится, налицо. Я думаю тут всё ясно, товарищ полковник.

– Не вам решать, товарищ майор. Вы завтра приговор вынесите, сядете в «уазик» и в тыл.

– Ну, знаете.

– Знаю. Столько с вами вместе исколесили.

– Но не зря же, в конце концов.

Полковник с какой-то озабоченностью взглянул на члена комиссии, которую он возглавлял.

– Тогда не зря. А тут какой-то особенный случай. Там страх, подлость, желание увильнуть, предательство, если хотите.

– А разве сейчас…

– Нет.

Полковник не докурил сигарету, долго рассматривал тлеющий огонёк. Майор терпеливо ждал. Полковник вдруг сжал сигарету в кулаке, та сморщилась и в следующий миг полетела в грязь.

– Вы понимаете разницу между обыкновенным: человеческими слабостями, ничтожностью и необыкновенным… Тут особый случай. Человек осознано, можно сказать, и честно заявляет: «Я не буду больше убивать!» И баста! Хоть что делайте со мной. Хоть в штрафбат, хоть… Это… это, товарищ майор, позиция. Не о таких ли Горький писал: «Человек – это звучит гордо». Не о всех, а именно о таких.

Майор пожал плечами. О Горьком в последний раз он вспоминал в школе.

На следующий день состоялся трибунал. Палатка была забита до отказа, офицеры приглушённо перешёптывались. От чего воздух в палатке беспрестанно бубнил, откашливался и напоминал сломанный трансформатор, полный неясных блуждающих энергий. Когда ввели Ваню, стало тихо, чуть слышно шуршали растяжки по пологу палатки.

Ваня шёл своей обычной пружинистой походкой и был невероятно спокоен. Можно было подумать, он совершает променад по весеннему парку. Иногда он замечал знакомое лицо и тогда озарялся застенчивой улыбкой, кивал головой. Кому он кивал, неловко опускали голову. Другие смотрели презрительно: ишь ты – вышагивает, улыбается, ну-ну, улыбайся. Недолго осталось! Встречались безразличные глаза и те, что смотрели с интересом. Первых было намного больше. Если бы люди придумали некий прибор настроений, то стрелка его, немного поколебавшись, чётко указала бы: «да кончайте вы эту подлюку, чего с ним церемониться, и так всё ясно».

Ваню презирали.

– Вы знали, что отказ исполнять приказ командира в военное время, будет истолкован как предательство Родины! И приговор один – расстрел.

– Да.

– Вы клялись защищать Родину. Вы хотите стать клятвоотступником?

– Я клялся защищать. Убивать я не клялся. Не думаю, что убивать людей так необходимо для моей родины.

– Они не люди – они враги! Они посягают на свободу нашего с вами отечества.

– Свобода в отечестве?.. – Ваня взглянул прямо в глаза полковнику. – А что такое свобода?

– Здесь трибунал, товарищ старший лейтенант, а не место для дискуссий. И не с добрыми мыслями пришли на нашу землю те, в кого вы отказываетесь стрелять. Они пришли с оружием и цели их ясны и дела кровавы.

– И всё-таки они люди. Их так же родила мать, как и вас. Поверьте, их помыслы ничем не отличаются от наших с вами.

– Вы что сектант?

– Для меня этот мир един. И я никого не выделяю – человек для меня всегда останется человеком. Думаю, глупо объявлять меня сектантом.

– Но если все по вашему примеру откажутся воевать за Родину, тогда её захватят враги.

– От этого на земле ничего не изменится. Только кровь взболтается…

– Да он ненормальный!

– К стенке его и точка!

– Так, прошу успокоиться в зале!