– Ну, если хочешь, выйди из машины, поближе подберись. – Затянулся со вкусом, выдохнул. Только потом добавил. – Правда, не советую. Я тебя отбивать ни от кого не буду.
– Да что я должна увидеть-то? Объясните, пожалуйста! Я не понимаю ничего…
Тогда Суворов ткнул пальцем, а затем руками взял и повернул голову Жени, указывая нужное направление.
– Вон там, видишь, красотки стоят? Ничего не напоминают?
Это было унизительно. До дрожи. До слез, брызнувших даже сквозь сомкнутые веки. До боли в сжатых до скрипа зубах. До леденящего холода в желудке.
Четыре женщины стояли чуть в стороне от дороги. Так, что были заметны и проезжающим по трассе, и отдыхающим на парковке. Никаких сомнений не было, кто они и зачем здесь стоят. Еще одна, слегка пошатываясь, подошла со стороны дальней фуры. Вся компания развязно расхохоталась.
И – да. Не все они были в красных платьях. Одежда была пестрой, короткой и ничего не скрывающей. Но ярко крашеные губы, мини-юбки, вырезы… Более прозрачный намек придумать было невозможно.
Жене было противно смотреть на них. Вскидывала глаза – и жмурилась. Отворачивалась.
– Да ты смотри. Внимательно. И запоминай. Хуже уже не будет. Я ведь не повел тебя за угол или вглубь стоянки. Пожалел твои нежные чувства. А вот красоту неземную – просто обязан был показать.
– Я что? Такая же, как они? Правда? – как могла, пыталась прятать безнадежность и разочарование в самой себе. И еще – недоумение. Зачем тогда он запрещал носить скромную и незаметную одежду? Заставлял быть красивой и нарядной?
– Я не знаю, как тебе объяснить по-другому… – Игорь с трудом подбирал слова, это было заметно. И слегка пугало. Обычно у Суворова всегда находилось меткое и едкое слово, для любой ситуации. – Пришлось показывать.
– То, что я не лучше этих вот , – кивком указала на придорожных дамочек, вслух назвать постеснялась, – правда, что ли? – Ей и страшно было услышать "да", и не услышать правду – еще страшнее.
– Нет. Но ушла не далеко.– Суворов щелчком выбросил окурок, поднял стекло в машине, резко развернулся на стоянке и снова встал. Только после этого повернулся к Жене лицом. Посмотрел прямо. – Грань между пошлостью и красотой – слишком тонкая. А в твоем возрасте – и совсем прозрачная. Взрослая женщина в этом твоем платьишке может показаться кокеткой, и даже с таким макияжем… Хотя, нет. Я и бы от взрослой отвернулся.
Девушка не знала, стоит ли прерывать этот монолог своими ответами. Силилась понять, о чем речь. С трудом, но, кажется, начинала догадываться. Молчала и ждала продолжения. В надежде, что сейчас во всем разберется, и больше так ошибаться не будет. Что еще оставалось?
– В общем, Жень. Не нужно выпячивать напоказ все, что у тебя есть в наличии. Иначе, будешь выглядеть, как эти – товар на витрине. Им не интерес важен, а спрос и деньги. Или тебе тоже нужен такой быстрый спрос? "Пришел, увидел, оценил, попользовался"? Этого хочешь?
– Я хотела, чтобы вы заметили, что у вас в доме живет не мышь серая, а … – Сглотнула, не смогла выговорить. Начала снова. – Именно вы!
– Ну, я заметил. Оценил. – Хмыкнул. Насмешливо, но уже не зло. – Довольна?
– Нет.
– А что так? Раньше, видишь ли, не падок был на твою красоту, а тут – раз, и рассмотрел, во всем великолепии! Моментом просто! И коленки твои, и чулки, и помаду, и вырез… и задницу платье неплохо обтягивает. Жаль, немного не хватило, чтобы трусы выглядывали. Я реально все заметил, Жень. Ты же этого добивалась? Чем недовольна теперь?
– Я не понимаю тогда ничего. Совсем. – Она потерялась окончательно в этой жизни.
– Чего именно, Жень, ты не понимаешь? Кажется, все предельно ясно продемонстрировал? – Суворов завел машину и потихоньку тронулся с места. Теперь в его голосе не звучали злость и раздражение. Будто выплеснул все и успокоился. Лишь интерес и легкая насмешка. Уже привычные.
– Раньше я была серая и невзрачная. Ходила в мешках. Без прически. Вам не нравилось. Теперь – нарядная и с макияжем. Стало совсем противно. – Грустно было вслух говорить эти жалкие фразы. Но высказаться – как воздух – необходимо. Чтобы не подохнуть потом от разочарования в себе. – Я совсем безнадежная, да? Без шансов?
Игорь затормозил. Резко. Включил аварийку. Уставился прямо в глаза. Очень близко.
– Женя. Запомни, пожалуйста, раз и навсегда: мне нравиться НЕ нужно. Я старше тебя на пятнадцать лет. Это слишком до хрена, чтобы допустить какую-то романтику. Понимаешь, нет?
Она лишь пожала плечами. Подумаешь, пятнадцать… ерунда какая…
– Слышишь меня? Когда я был в твоем возрасте, ты только ходить начинала. И мимо горшка промазывала, наверняка. А когда я пошел по бабам… извини… начал интересоваться девушками, ты только с этого горшка встала.
– И что такого? Сейчас-то мне почти восемнадцать. Совершеннолетие скоро…
– Ничего. Кроме того, что ты для меня – ребенок. И такой останешься. Ты взрослеть будешь, а я – стареть. И нет у меня планов стать извращенцем.