Древнерусское предхристианство

Праславянское *godъ, родственное немецкому gut «хороший, добрый», означало годное для земледелия время. Первые месяцы после равноденствия называли весной, пролетием, а последующие – летом.[196] Праславянское *lẽto родственно с латинским laetus «цветущий, изобильный, благоприятный» и литовским

lẽtas «тихий, спокойный». От него исходят старинные слова летéе «легче», лѣтьба «лёгкость, помощь»[197], лѣть «можно, дозволено».[198] Осенью годная

, хорошая пора для жизни сменялась пáгодой, непогодой. Осеннее равноденствие знаменовало вхождение в мрачное время года. У европейцев оно сопровождалось обрядами прощания с убывающим светом, вызывало в сознании образы сна и смерти. Однако в жарком Средиземноморье его соединили с весёлым праздником нового урожая и новолетия. Древние евреи отмечали день Рош Ха-Шана («голова года») в новолуние, ближайшее к осеннему равноденствию.

Римляне праздновали Новый год 1 марта, пока в 46 году н. э. Юлий Цезарь не перенёс его на 1 января, утвердив иной, юлианский календарь. Византийский император Константин, провозгласив в IV веке христианство государственной религией, под влиянием ветхозаветной традиции избрал днём нового года 1 сентября. На Руси «благовещенский» Новый год, отмечаемый 25 марта, был приурочен к византийскому новолетию лишь в 1492 году. Это новшество, оторванное от природной жизни, не было принято крестьянами, которые в течение последующих столетий продолжали считать началом «нового года» либо весеннюю Масленицу, либо церковное Благовещение,[199] либо Коляду, отмечавшуюся в день зимнего солнцеворота. Черты народной новогодней обрядности были размыты по нескольким весенним и осенним дням. В 1699 году Петр I постановил праздновать светский Новый год 1 января, при этом церковное сентябрьское новолетие было сохранено.

Святилища

Памятники археологии свидетельствуют о ярком символизме религиозного мышления прарусов. Найденные в святилищах середины I тысячелетия до н. э. из Днестро-Днепровского междуречья земляные рельефные изображения лебедей были засыпаны толстым слоем пепла от погребальных костров. Они вызывали в сознании образ взлёта в клубах дыма этих проводников душ умерших к ирию. Иная, не менее насыщенная смыслом символика сопровождала обряды в древнерусских круговых святилищах следующего тысячелетия. Все они были устроены, как и у иранцев, под открытым небом. Храмом являлось всё окружающее мироздание. Первоначальное значение слова

храм, хорóм «круговое сооружение» объясняется родством с кельтским crom «круг», греческим χορóϛ «хор, хоровод, круг», болгарским хóро «круговой танец».

Геоглифы. Пожарная балка. Полтавская область. Скифская культура. VI–V вв. до н. э.

Изображения лебедей на зольнике святилища. Археологическая реконструкция.

Красногорское святилище. Смоленская обл. VIII–X вв.

Реконструкция В.В. Седова. Представляет собою простейший круговой лабиринт. Вход обращён на восход солнца.

Спиралевидные булавки. Бронза. Зарубинецкая культура. III в. до н. э. – I в. н. э. Образ возрастающего и убывающего солнца.

Среди почти лишенных камня лесов и заболоченных равнин прарусы выбирали для святилищ места с наибольшей обзорностью: холмы, пригорки, высокие берега рек. Наиболее древние из них относятся к IV–VII векам, а самые поздние создавались в XI столетии, уже после принятия Русью христианства. В земляных святилищах смоленских кривичей VIII–X веков движение к обрядовому костру по несложному круговому лабиринту знаменовало восхождение к небу. Вход и выход совершались посоло́нь: спираль движения сначала сворачивалась, а затем раскрывалась в пространство, что означало угасание и новое разгорание солнечного света после его «воскрешения» в пламени жертвенника. Посолонь совершалось и обережное окуривание жрецом молящихся.[200] Обрядовое шествие по «тропе света» вслед за солнцем глубоко воздействовало на сознание светопоклонников, его образ воспроизводили в многочисленных спиралевидных украшениях той эпохи.