Дрянной декан (СИ)

Большой актовый зал и сцена, оборудованная по канонам действующих театров — еще одна гордость Литературного университета. Зрительские ряды постепенно наполнялись людьми. Пришла, наверно, половина всех студентов с нашего потока: девушек было в несколько раз больше, но и юношей хватало. Часть из них, например, Мильнев, явно заявились для того, чтобы поглумиться над одногруппницами. А некоторые будто всерьез собрались пробоваться на мужские роли. Что ж, мужских персонажей в пьесе было гораздо больше, чем женских. Потому девушки испытывали колоссальное напряжение ввиду большой конкуренции.

Ряды бархатных кресел, где расположились пробующиеся и просто наблюдающие студенты, погрузились в полумрак: самые деятельные участники театрального кружка занялись подготовкой зала к пробам. Они приглушили верхний свет, оставив с десяток светильников, висящих на стенах по периметру зала, и зажгли пару мощных прожекторов, которые направили на пустующую пока что сцену.

Будущий режиссер спектакля, шестидесятилетний Игорь Олегович с творческим беспорядком на полуседой голове, сел на первом ряду вместе с микрофоном и большим блокнотом. Собравшиеся ждали Верстовского, который по неизвестной причине задерживался.

Но вот хлопнула одна из тяжелых дверей, и актовый зал наконец посетил декан факультета литературного мастерства. Студенты сначала зашептались с удвоенной силой, потом испуганно затихли.

Вениамин Эдуардович, не обращая ни на кого внимания, прошел на первый ряд и занял место рядом с режиссером, который тут же поднялся на сцену и объявил начало проб на спектакль «Сон в летнюю ночь». Игорь Олегович поблагодарил всех за интерес к постановке и поспешил успокоить нервничающих девушек: хотя центральных женских персонажей в пьесе было немного, он решил ввести в каст дополнительное число волшебных фей. Он не гарантировал им реплик, но обещал поставить пару-тройку зрелищных танцев с их участием.

- А еще наши девушки с крылышками смогут маячить на протяжении всего спектакля, создавать благоприятный, так сказать, фон для остальных актеров, - вдохновенно рассказывал режиссер. - Потрясающие костюмы им обеспечены!

Парням, не задействованным на основных ролях, он также пообещал роли фей мужского пола, правда, без потрясающих костюмов. А те, кто не попадут даже в «волшебный» состав, но захотят принять хотя бы косвенное участие в театральной постановке, смогут стать работниками сцены. Последним нужно будет не «маячить», а наоборот, не показываться лишний раз на глаза и следить за светом, звуком и сменой декораций.

- Теперь мы приступим к прослушиванию. Можно читать отрывки из «Сна в летнюю ночь» или любой другой пьесы Шекспира.

На сцену один за другим повалили опытные участники кружка актерского мастерства. Я вроде и слушала их, и нет, так как постоянно проваливалась в глубины тревожного ожидания. Со своего места мне был хорош виден профиль Верстовского, наблюдающего за выступающими студентами с непроницаемым и скучающим выражением лица. После каждого отрывка режиссер делал пометки в своем блокноте, иногда советовался с деканом или просил прочитать что-нибудь еще.

Мне хотелось щегольнуть перед Верстовским, и при этом было невыносимо страшно выступать перед публикой. Зачитывать отрывки, сидя на паре в аудитории — это одно, а вот чтение на сцене, когда на тебя смотрит несколько десятков внимательных глаз, и ты стоишь один против всех, предлагая им оценить твои способности — совсем другое...

Возможно, я бы просто-напросто слилась в решающий момент, если бы не список участников, куда сама же и вписала свое имя перед пробами. Вот выступила Гарденина, заслужив у зрителей бурные овации, потом пришел черед ее подруг-актерок, и вот...

- Маргарита Красовская, - громко зачитал режиссер в микрофон. Верстовский скинул оцепенение и оглянулся назад в зал, будто ища обладательницу имени взглядом... И у меня просто не осталось выбора.

Я вылезла с середины ряда, подошла к сцене и на негнущихся деревянных ногах поднялась по ступеньках наверх. Вышла на середину, повернулась к партеру... В лицо ударил свет прожекторов, ослепив меня, моментально выбив остатки самообладания. Наверное, на моем лице отразились все мои эмоции: растерянность, испуг, смятение... Я набрала в грудь побольше воздуха.

- Извините, а можно прочесть сонет? - опустила глаза и обратилась к Игорю Олеговичу. Оказалось, если смотреть не прямо перед собой, а немного вниз, свет софитов не так сильно бил по сетчатке. И можно было разглядеть лица тех, кто сидел в первом ряду.

- Да, конечно, - согласился режиссер. - Какой именно?

- Сонет номер девяносто, - я сглотнула и перевела взгляд на Верстовского, который беспокойно пошевелился, занимая удобное положение и заинтересованно косясь на сцену. Наши глаза встретились, и сразу стало теплее, жарче, волнительнее.

Уж если ты разлюбишь - так теперь,

Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.

Будь самой горькой из моих потерь,