Если следовать этой идее до конца, выходит, что и понятий греховности и благодетели весьма размыты и субъективны. Человек – сам творец, а значит, он сам определяет границы добра и зла. И выходит, что общество, своими нормами и моралями, законами и традициями, правилами и запретами лишь вводит человека в состояние страха, долга, вины, заставляет его прятать, скрывать, переосмысливать, перефразировать, вуалировать свои истинные побуждения и желания, заставляет его подстраиваться под общепринятые ценности, выдумывать себе чужие мечты, стремиться к чужим перспективам и проживать чужую жизнь. А это все в итоге ведет к череде деструктивных стрессов и мощным внутриличностным конфликтам, что, в конце концов, разрушает, уродует, деформирует ту вечность, тот загробный мир, который мы должны создать в течение жизни. Ведь, исходя из этой мысли, весь смысл нашей реальной жизни лишь в том, чтобы создать такой внутренний мир, в котором мы бы смогли комфортно провести вечность.
Я понимаю, что тут огромное количество спорных моментов, над которыми можно размышлять и размышлять, я понимаю, что это все попахивает субъективным идеализмом, а местами прямо даже сквозит солипсизмом, я понимаю, что я не изобретаю велосипед и я не первый изложил подобные мысли, но, все же, я пришел к этому сам, я нашел в этом огромное количество пищи для размышлений, возможно где–то ошибочных. Эти мысли могут мотивировать человека к проживанию своей собственной жизни, а не чужой, к самоактуализации, самокопанию, к более глубокому пониманию себя и своих желаний. Кого–то это может привести к гедонизму, а кого–то к самосовершенствованию, одних это может навести на мысль о безнаказанности, а кого–то толкнуть на путь альтруизма. По сути это не важно, главное, что эти мысли могут заставить человека сдвинуться с места и начать жить так, как бы он этого хотел, пускай даже для своего субъективного счастья ему потребуется творить не самые благочестивые вещи, идти в разрез с нормами морали и правилами, установленными в обществе. И даже так: исходя из вышеизложенной логики, следовало бы и общественные законы и морали пересмотреть. Быть может, это просто было порождением очередного гашишно–гликодинового трипа, которое внезапно для себя было обнаружено в тот момент в моей голове или это просто было оправданием для моих собственных асоциальных желаний (второй вариант более вероятен).
Тем временем, моя родная альма–матер появилась в поле зрения. Провинциальный университет рассекал небеса своими пятью этажами, словно Барад–дур, разве что ока Саурона недоставало. Проскочив с десяток ступеней, я оказался на крыльце, забитом курящими студентами и преподавателями, облако смога окутывало центральный вход в цитадель знаний.
Я выгреб из карманов все автобусные билетики и сбросил в ближайшую урну, тем самым обозначив новую ступень в своем восхождении к свободе. Я очистил карманы от мусора, словно Тристан Тцара, разрушающий выдвижные ящики сознания.
Внутри меня встретила волна университетской вони: букет из запахов студенческого тунеядства, смрада научных степеней и докторских званий, тяжелый дух бесполезных знаний пропитывал каждый квадратный микрометр этих коридоров. А кафедра была просто насквозь пропитана духом бюрократии: маленькие столики для каждого преподавателя — все это напоминало загоны для одомашненного скота. Загоны для элитного скота, ученного скота, скота который должен обучать еще не зрелое, неопытное поголовье диковатых молодых зверят, обучать правилам интеллигентного, элитного, образованного скота. Скотобаза, инкубатор будущей прослойки дешевых, плохо квалифицированных специалистов и элитарных, высокооплачиваемых бездарей.
Эти морщинистые лбы и глаза в пелене старческих доктрин всегда внушали мне ужас, граничащий с отвращением, шайка бездельников, сидящих на государственном бюджете, аромат духов «красный октябрь», нелепые медные брошки на велюровых блузках с ватными плечами, все это воняло совком. Именно эти люди держали в своих ссохшихся ручонках всю энергию молодости, именно эти люди топили молодые умы в сливных бачках своих консервативных учений.