Дробь

Он приблизился. Стоявший перед ним мужчина был достаточно взрослым, лет 45–50 на вид, азиатской внешности: раскосые глаза, широкие скулы, смуглая кожа, короткие черные волосы, весьма внушительного телосложения, с выпирающим животом и широкими плечами, одет он был в мятую черную рубашку, неаккуратно заправленную в брюки с неровными, давно не проглаженными стрелками, туфли были покрыты слоем пыли. Мужчина с недоверием и скепсисом поглядывал на своего гостя, не зная чего ожидать, на постоянного клиента гость похож не был. Девушки были близняшками, видимо его дочки, стояли они поодаль, и были весьма неопределенного возраста на вид. Обе азиатки, но с бледной, густо напудренной кожей, ярко подведенными глазами и ярко–алыми губами, покрытыми жирным слоем помады. В ярких безвкусных вещицах, коротеньких юбочках в складку, коротких цветастых футболках они создавали впечатление малолетних школьниц–нимфеток. Они тупо пялились на своего гостя, хлопая длинными густо намалеванными ресницами.

Он дрожащими руками вытащил несколько мятых купюр из кармана пальто и протянул их мужчине, тот брезгливо взял их, послюнявил палец и отсчитал. Еще раз недоверчиво посмотрел на гостя и хрипловатым басом проговорил:

— Полчаса у тебя, выбирай любую.

Он кивнул капюшоном и ткнул пальцем в ту, что стояла слева, она явно была более тощей и хрупкой на вид, да и взгляд у нее был остервенелым, острым, из нее выйдет неплохая кукла. Девочка изобразила утомление и недовольство, клиент ей явно не нравился. Она посмотрела на отца, изображая жертву, на что отец выпалил:

— Не кривляйся! – отец сжал кулак, одетый в массивную поблескивающую золотом печатку. Дочь изобразила кротость, развернулась и двинулась к входу в маяк. Гость пошел вслед за ней. Отворив дверь, она жестом пропустила его вперед, всем своим видом изображая недовольство и отвращение, но с опаской поглядывая на отца, отец лишь кивнул.

Гость перешагнул через порог: внутри было сыро и грязно, штукатурка отсырела и обвалилась на прогнивший пол, по стенам и потолку тянулись дорожки сырости, все было пропитано запахом гниющего дерева, старых тряпок и сырой земли. Всюду в полу зияли дыры, наполненные накапавшей с потолка водой, стены местами просвечивали насквозь. Прямо за порогом начиналась шаткая деревянная винтовая лестница, половина ступеней которой были либо переломлены пополам, либо грозили вот–вот проломиться. Он шагнул на первую ступень, она мучительно застонала под его ничтожным весом. Он оглянулся: девочка изображала нетерпение и раздражительность его медлительностью, жестами пытаясь поторопить клиента. Он сжал скулы и начал неуверенно подниматься по лестнице, девочка последовала за ним.

Наверху их ждала дверь. За дверью располагалась небольшая комнатка, видимо ранее служившая обителью смотрителя маяка. Жилище также было в упадке: полки с книгами обвалились на пол, а сами книги были разбросаны по полу комнатушки, размякшие и рванные, в покрытых пузырями обложках: Прудон, Ганди, Маркс, Грамши, Бакунин. В углу комнаты стоял небольшой бильярдный стол, заставленный пустыми бутылками из–под разных сортов алкоголя и заваленный пустыми полиэтиленовыми пакетиками и прочим хламом. Бильярдные шары раскатились по полу, перемешавшись с мусором и книгами. В другом углу стояла кушетка, продавленная, с проржавевшими ножками, матрас весь в желтых пятнах. Над кроватью висел потерявший цвет плакат с Че Геварой и подписью на испанском «mas vale morir de pie que vivir de rodillias!».