– Этого я туточки не раз видела, констебль Джо. Он частенько захаживал, чтобы выкурить трубочку-другую, валяючись вон на той койке, ага. Инспектор Филд уволок его отседова как-то посередь ночи. А впервой он заявился сюда со стариной Хибом Хэчери и одним джентльменом, который, они сказали, прям-таки наиважнейшая персона. Этот тогда чванливо эдак задирал свой носишко, ага, все хмурился да смотрел свысока сквозь свои стекляшки, хотя теперича он без очков.
– И кто же был той важной персоной? – осведомился полицейский.
– А Диккенс, что про Пиквика сочинил, – вот кто! – выпалила Сэл с таким торжеством, словно ей потребовалось напрячь все свои умственные силы, чтобы извлечь это имя из глубин одурманенного опиумом сознания.
– Не спускай с него глаз, – прорычал констебль. – Раздобудь для него какую-никакую одежду, даже если тебе придется отправить своего идиота на поиски тряпок. Приставь к нему малайца. И размести его подле своей дрянной печурки, куда ты никогда не кладешь больше одного куска угля, – мне надо, чтобы он не скопытился до моего возвращения. Тебе все ясно, Сэл?
Старая карга утробно хрюкнула, потом мерзко хихикнула:
– В жизни своей еще не видела мужчинки с таким махоньким скукоженным петушком – а вы, Джо?
– Делай что велено, – рявкнул констебль и вышел прочь.
Волна холодного воздуха от двери накатила на нас, словно дыхание Смерти.
– Ну как, впору пришлось, голубчик? – спросила Опиумная Сэл, заглядывая в заднюю каморку, где я находился один.
Рослый малаец с ритуальными шрамами на щеках сторожил за дверью. Окно здесь было наглухо закрыто ставнями и заколочено гвоздями. Даже в январе смрад Темзы просачивался сквозь него с ледяным сквозняком.
– Нет, – сказал я.
Грязная, вонючая рубаха была мне мала. Рабочие штаны и куртка пахли так же скверно, а кожа от них зудела гораздо сильнее. Ни исподнего, ни носков мне не дали. Древние, разбитые башмаки свободно болтались на ногах.
– Скажите спасибо, что хоть такая одежка нашлась, – захихикала полоумная старуха. – У нас и этого-то не оказалось бы, кабы старый Яхи не помер тут нежданно-негаданно два дня тому, а за вещами евонными никто не явился.
Я сидел там в холодном свете субботнего утра, пробивавшемся сквозь щели в ставнях и…
Постойте. А действительно ли сейчас утро субботы – утро, наступившее после пятницы, когда я спустился в мир Короля Лазаря? По ощущениям – прошло несколько дней, а то и недель. Я хотел было спросить у Опиумной Сэл, но почти сразу понял, что, скорее всего, старая карга сама не знает, какое нынче число или день недели. Я мог бы обратиться к сидевшему за дверью малайцу со шрамами, но он, по всем признакам, не понимал и не говорил по-английски.
Я тихо рассмеялся, потом судорожно всхлипнул. Какой сегодня день недели, не имело ни малейшего значения.
Голова болела так сильно, что я боялся потерять сознание. Я ощущал средоточие боли глубоко в мозгу, далеко за глазными яблоками – ничего общего с подагрической головной болью, еще совсем недавно казавшейся мне невыносимой.
Я присел на край грязной койки и опустил голову к самым коленям, борясь с рвотными позывами. Рвать было нечем, и от сухих спазмов внутренности мои превратились в сплошной комок боли.
Я потряс головой, прогоняя жуткое видение, но от резкого движения боль накатила с новой силой, вызвав очередной приступ дурноты. В воздухе висел мерзкий запах опиумного дыма – запах дрянного, дешевого, разбавленного, грязного опиума. Даже не верилось, что на протяжении многих недель я приходил сюда за низкопробным товаром старой Сэл и забывался наркотическим сном на одной из этих грязных коек. О чем я тогда думал?
О чем я думал минувшей ночью (неважно, сколько суток прошло с нее), когда спустился под склеп, чтобы присоединиться к китайским мумиям в другом опиумном притоне?
Именно инспектор Филд при участии Хэчери вытащил меня отсюда много месяцев назад. Именно инспектор Филд посоветовал мне ходить в притон Короля Лазаря под охраной Хэчери. Может, все это было задумано с самого начала? Не Филд ли убил Хэчери – возможно разозлившись на здоровенного сыщика за то, что он без спросу работает на меня?
Я снова потряс головой. Нет, все это не имело никакого смысла.
Я чувствовал, как некое существо с шестью колючими лапками и огромными жвалами шевелится глубоко в моем мозгу. Я ничего не мог поделать. Я пронзительно завопил – не только от боли, но также от ужаса.
В комнатушку ворвались инспектор Чарльз Фредерик Филд и сыщик Реджинальд Баррис.
– Хэчери погиб, – проговорил я, снова стуча зубами.
– Знаю! – рявкнул инспектор Филд. Он схватил меня за предплечье такой же ловкой, цепкой хваткой, какой рано утром меня держал другой полицейский. – Вставайте. Мы идем туда.
– Ничто не заставит меня туда вернуться!