Друд, или Человек в черном

Когда Чарльз Диккенс отплывал в Америку в ноябре, моя драма «Проезд закрыт» – а после всех исправлений, переработок и новых идей, внедренных мной в нее с прошлой осени, она воистину стала моей – была всего только мечтой расплывчатых очертаний. Теперь же она стала гвоздем сезона и прошла при полном аншлаге в театре «Адельфи» уже свыше ста тридцати раз. В настоящее время полным ходом велись переговоры о постановке пьесы в Париже.

И наконец, смерть моей матери, глубоко меня опечалившая (а равно ужаснувшая своим энтомологическим аспектом и загадочной скоропостижностью), одновременно освободила меня. Теперь, в возрасте сорока четырех лет, я окончательно и полностью стал сам себе хозяином.

Кэролайн видела: несмотря на происшествие на черной лестнице (сейчас, две недели спустя, я по-прежнему не заходил как в кухню, так и в коридоры на верхних этажах, ведущие к наглухо заколоченным досками дверям), несмотря на частые рецидивы болезни и неослабную боль, вынуждающую меня принимать лауданум и морфий огромными дозами ради возможности работать хотя бы по несколько часов в день, я нахожусь в гораздо лучшем настроении, чем когда-либо за последние много лет.

Диккенс уезжал в ноябре, считая себя великим мастером, а меня – своим протеже. Возвращался же он (больной и немощный, по словам всех), чтобы увидеть меня популярнейшим писателем, успешным драматургом и совершенно независимым человеком. На сей раз мы встретимся как равные (по меньшей мере).

И оба мы, как я убеждался все сильнее, носили Друдова скарабея в черепе. Один этот факт привносил новое ужасное равенство в наши отношения.

* * *

Кэролайн явилась ко мне в среду утром, когда я принимал ванну. Видимо, она полагала, что именно сейчас я буду наиболее благодушен… или по крайней мере наиболее внушаем.

– Уилки, милый, я тут все думала о нашем разговоре.

– О каком еще разговоре? – спросил я, хотя прекрасно понял, о чем она.

Очки у меня запотели, я взял лежавшее поблизости полотенце и принялся протирать стекла, подслеповато щурясь. Кэролайн превратилась в расплывчатое бело-розовое бугристое пятно.

– Про выход Лиззи в свет и про будущность наших собственных отношений под этой крышей. – Кэролайн явно очень нервничала.

Я же, напротив, сохранял полное спокойствие.

– И что? – промолвил я, нацепляя крохотные очочки обратно на нос.

– Я решила, Уилки, что для вящего благополучия нашей Лиззи… Кэрри… совершенно необходимо, чтобы ее мать состояла в браке и она являлась дочерью добропорядочного семейства.

– Полностью с тобой согласен, – сказал я.

Пар из ванны подымался к потолку и клубами расползался во все стороны. Лицо у Кэролайн раскраснелось от него.

– Правда? – спросила она. – Ты согласен?

– Ну конечно, – заверил я. – Пожалуйста, подай мне вон то полотенце, дорогая.

– Я не знала… все это время… я не была уверена… – сбивчиво заговорила Кэролайн.

– Глупости, – сказал я. – Твое благоденствие… и благоденствие Кэрри, разумеется… всегда имели для меня первостепенное значение. Ты права: тебе пора замуж.

– О Уилки… – Голос у нее пресекся, слезы потекли по раскрасневшимся от пара щекам.

– Полагаю, ты по-прежнему поддерживаешь знакомство со своим водопроводчиком, – сказал я, отбрасывая в сторону полотенце и надевая велюровый халат. – С мистером Клоу. Джозефом Чарльзом Клоу.

Кэролайн оцепенела. Румянец медленно сошел с ее лица.

– Ну… да…

– Вероятно, мистер Клоу к настоящему времени уже сделал тебе предложение, дорогая. Полагаю, именно об этом ты и хотела сообщить мне сейчас.

– Да, но я не… я не…

Я похлопал Кэролайн по руке и весело сказал:

– В объяснениях нет необходимости – мы же с тобой старые друзья. Тебе пора выйти замуж – ради Кэрри и ради себя самой, – а наш мистер Клоу сделал тебе предложение. Ты должна немедленно дать согласие.

Теперь Кэролайн побледнела до самых кончиков пальцев. Она непроизвольно попятилась и наткнулась на умывальную раковину.

– Я прикажу Бесси сейчас же упаковать твою одежду, – продолжал я. – Все прочие вещи, книги и тому подобное, мы пришлем позже. Я велю Джорджу поймать кеб, как только ты соберешься.

Кэролайн дважды судорожно пошевелила губами, прежде чем сумела произнести единственное слово.

– Лиззи…

– Кэрри, разумеется, останется со мной, – сказал я. – Мы с ней уже договорились на сей счет. Это выбор самой Кэрри – окончательный и не подлежащий обсуждению. Сколь бы нежен и угодлив ни был твой водопроводчик… мистер Джозеф Чарльз Клоу… и каким бы уважением в своем кругу ни пользовался его отец-винокур, мелкобуржуазная жизнь, полная надежд, но порой тяжелая, которую ведет твой водопроводчик, совсем не то, что сейчас нужно Кэрри. Как ты сама указала, Кэролайн, девочку пора выводить в высшее общество. Она решила выйти в свет из этого прекрасного дома на Глостер-плейс, в окружении писателей, художников, композиторов и высокородных особ. Она будет часто навещать тебя, разумеется, но жить останется здесь. Я обсудил этот вопрос не только с Кэрри, но и с твоей матерью, и обе они согласились со мной.